— Об этом говорил весь квартал. С легкой руки моих мамы и бабушки многие называли его Кощеем.

Боростовский вскочил. Лицо его пылало.

— Тебе известен его адрес? — спросил он.

— Да, однажды Юрка затащил меня в гости, — Галя покраснела и, опустив голову, пошла в прихожую. — Поехали, прошу тебя. И давай вызовем полицию. Он может быть опасен.

— Пока обойдемся без полиции, — решил Герман. — Выслушаем его версию и решим, что делать дальше. Вдруг он случайно оказался возле ее дома в тот злополучный день, а ты бог весть что подумала. Может ведь быть и такое.

— А может и другое, — парировала Лопатина и махнула рукой. — Ладно, поступай как знаешь. Поехали.

Они почти выбежали из подъезда и уселись в машину, которая, взвизгнув тормозами, помчалась по темному шоссе. До Юркиного дома добирались почти полчаса. Когда Герман притормозил возле его подъезда, Галя выскочила из автомобиля, еле дождавшись его остановки.

— Господи! — Она приложила руку к сердцу, которое колотилось, как муха, попавшая в сети к пауку. — Он дома! Видишь, на втором этаже горит свет!

На их счастье, подъезд оказался без домофона, и они влетели в темное парадное, наперегонки бросившись на второй этаж. Галя нажала кнопку звонка, антрацитово блестевшую в тусклом свете засиженной мухами лампочки. Однако никто не спешил открывать. Девушка позвонила еще раз, потом постучала кулачком по ватной обивке:

— Юра, открой, это я.

Из квартиры не доносилось ни шороха, и ей стало страшно.

— Юра! — Галина налегла на дверь, и та открылась сама собой, без посторонней помощи.

— Юра, — она вошла в прихожую, осторожно ступая, словно ожидая укуса гремучей змеи. Герман плелся следом. В большой гостиной, где, по словам Митина, висели старинные картины, никого не было.

— Юра! — Лопатина метнулась на кухню и истошно заорала: — Герман, скорее сюда!

Онколог уже стоял у нее за спиной, глядя на Юрия, уронившего голову на прозрачную клеенку кухонного стола. Можно было подумать, что мужчина спал, если бы не неестественно-синие губы. Герман деловито пощупал артерию на его шее.

— Мертв, — выдохнул он, выпрямившись, — мертв сутки — это точно.

Профессиональным движением доктор открыл Юрию рот, осмотрел пальцы рук.

— Типичный цианоз, характерный для сердечников, — констатировал он. — Митин не страдал сердечными болезнями?

Галя села на табуретку, жалобно скрипнувшую, будто оплакивавшую хозяина, и всхлипнула:

— Ну откуда я знаю? Как выяснилось, все скрывали свои болезни. Шеф — аллергию, Юра… — она вдруг протерла глаза. — Но если он ходил в фитнес-центр и занимался там по два часа, значит, с сердцем было более-менее в порядке?

Герман покачал головой и еще раз осмотрел труп:

— Во всяком случае, налицо явная сердечная недостаточность. — Он достал телефон: — Сейчас вызову «Скорую» и полицию, звякну этому Качурину. Интересно, на что он спишет смерть этого работника фирмы? А пока иди в гостиную, посиди и успокойся.

Галя послушно отправилась в большую комнату, подошла к шкафу, где на полках стояли собрания сочинений классиков и современные авторы. Одна книга, очень толстая, привлекла ее внимание, и девушка машинально достала ее из шкафа. На ее удивление, это оказалась не книга, а шкатулка, дверца которой открылась, и содержимое — бриллиантовые старинные кольца, браслеты, сережки — вывалилось на грязный ковер, сразу поймав свет торшера и выпустив радужные лучи на стены с потускневшими обоями.

— Герман! — закричала Галя. — Герман… — Ее голос сорвался, и она стала задыхаться от волнения. — Смотри, это он, он…

Врач, взглянув на драгоценности, понял ее без слов.

— Значит, все-таки Митин… — он не успел договорить, в дверь настойчиво звонили, и онколог бросился встречать врачей, за которыми мялись два человека в штатском. Одного Боростовский видел впервые. Второй, на его счастье, оказался не Качуриным, а Рыбаком, судя по всему, толковым опером, стремившимся разобраться в запутанном деле. Все прошли в кухню. Герман вкратце рассказал, как они обнаружили тело, врач констатировал смерть, подписал нужные бумаги, а Рыбак, усадив товарища за протоколы, осмотрел сначала труп, а потом драгоценности, случайно обнаруженные Галей.

— Значит, вы утверждаете, что он умер от сердечной недостаточности? — пробурчал он, как рыба, хватая воздух большим ртом. — А сами что здесь делали? Навещали товарища?

— Не совсем, — доктор взял оперативника за локоть и отвел к окну. Пластиковый подоконник сиял — ни пылинки, видимо, покойный любил чистоту.

— Мы тут больше по делу, — суровый взгляд молодого полицейского смущал. Голубые, выпуклые, как перископы, глаза пронизывали, будто рентгеновские лучи.

— Мы пришли, потому что подозревали его в убийстве Лазаревой.

Рыбак потер подбородок и засопел.

— Подозревали в убийстве Лазаревой?

— Вы тоже интересовались им, — продолжал Боростовский. — Вам не все понравилось в деле, сварганенном Качуриным, ведь так?

Опер пожал худыми плечами:

— Допустим. Какое вам до этого дело? Вы полицейский?

— Я врач-онколог, Герман Борисович Боростовский, — отрекомендовался доктор. — Это дело интересует меня постольку, поскольку здесь невольно оказался замешан близкий мне человек — вот эта девушка.

Парень просверлил глазами-перископами Галину:

— Каким же образом? Кто она?

— Она работает в фирме Аркадия Петровича и первая обнаружила его тело, — доктор бросил взгляд на Галину, сжавшуюся в углу и сразу показавшуюся ему меньше ростом и худее. — В тот день она пришла на работу раньше всех, потому что Аркадий Петрович вызвал ее к половине восьмого. Он собирался купить у нее дорогой перстень, когда-то найденный ее бабушкой на улице, чтобы подарить своей любовнице, но не успел.

— Любовница — это вы о Лазаревой, — уточнил Рыбак.

— Да, — подтвердил онколог. — Татьяна вдруг тоже выразила желание приобрести перстень и попросила Галину привезти его к ней домой и заодно забрать документы фирмы, однако почему-то не дождалась коллегу. Потом ее нашли в аэропорту. Галя испугалась, что ее кольцо, о котором издавна ходили разные слухи, обладает магическим действием и убивает всех, кто хотел бы стать его владельцем. — Герман намеренно умолчал о ее пожеланиях — мало ли, что подумает оперативник. — И тогда моя знакомая решила: лучше отдать его ювелиру, чтобы тот распилил перстень на части. Иосиф Абрамович отговорил ее: дескать, у него есть покупатель, который с удовольствием приобретет драгоценность со шлейфом страшных историй, — он вздохнул. — Чем закончилось это, вы знаете.

— Насколько мне известно, ювелир умер своей смертью, — вставил паренек. Герман покачал головой:

— Макаров собирался сообщить вам, что обнаружил на его шее след от электрошокера, и это воздействие привело к смерти.