и от которых не сможет отказаться ни один разумный человек, Ролз предлагает определить эти правила до того, как мы выйдем в мир, до того, как станем членами этого общества. Ведь если установить правила до того, как мы узнаем, кем станем, мы все наверняка согласимся с ними. За занавесом неведения мы осознаём, что все на одном уровне, и никто не знает, кем он станет, пройдя через портал. Скэнлон (как сказала мне Памела Иероними) взял идею равенства и передвинул ее на более поздний срок: его формулировка «разумные люди» предполагает, что мы будем участвовать в процессе после того, как (метафорически) пройдем через портал и узнаем, что у нас за жизнь[352]. Его версия более оптимистична: согласно ей, мы приравниваем собственную жизнь, потребности и желания к жизни всех остальных после того, как прожили ее. А значит, тот, кто был счастлив или доволен жизнью, поймет необходимость быть чуткими к тем, кому повезло меньше. Однако версия Ролза хороша для какой-нибудь крутой Вселенной из научно-фантастической литературы в силу реально существующего факта, который мы обсуждали в этой главе: успешные люди часто слишком уверены в том, что только они сами несут ответственность за свой успех, и иногда не учитывают или не желают учесть важную роль удачи.

Итак: нельзя назвать утилитаризмом идею, когда индивиды смешиваются в общую массу «счастья» и «боли», где неразличима индивидуальность и всех гребут под одну гребенку. В мире Ролза мы сначала учитываем и принимаем неизбежные различия в талантах и «общественной ценности» теоретических профессий, и только потом они назначаются нам вместе с набором способностей. Иначе говоря, мы сохраняем целостность личности после того, как пройдем через портал. Мы признаём, что у одних навыки, которые выше ценятся обществом, будут лучше развиты, чем у других; следовательно, одни профессии будут оплачиваться лучше, чем другие, и нас это устраивает. Однако мы принимаем во внимание и удачу. Магия портала в том, что мы не контролируем, кем становимся, поэтому устанавливаем достаточно высокую планку для всех. А значит, никто в итоге не пострадает из-за капризов неудачи. «Ни у кого, — пишет Ролз, — при выборе основных принципов не должно быть ни преимуществ, ни препятствий относительно естественных условий или социальных обстоятельств. Кроме того, широко известно, что должно быть невозможно адаптировать принципы к обстоятельствам конкретного человека»[353]. В сценарии Ролза мы делим пачку M&M’s, но, поскольку Вселенная решает, кому какая часть достанется, мы разделим ее (более или менее) поровну.

По сути, у Ролза была та же проблема с утилитаризмом, что и у Бернарда Уильямса. Как он говорил, утилитаризм «не принимает всерьез различия между людьми»[354]. Его не интересовала идея преумножения общего счастья в том виде, в котором оно существовало. Скорее, ему хотелось создать общество, которое устроило бы каждого, поскольку все знали бы, что оно устроено относительно справедливо. В этом мире томы хэнксы и серены уильямс получили бы по заслугам, их бы превозносили, но не за счет учителей, почтальонов, медсестер, механиков или кого-то еще. И хотя Ролз уделил этому аспекту немного внимания, мне нравится, что у его идеи устройства мира есть еще одно преимущество: хэнксы и уильямс всегда помнят, насколько большую роль сыграла удача, когда они проходили через портал. И именно благодаря ей они стали теми, кем стали, независимо от того, сколько у них было природного таланта от рождения и насколько усердно они его развивали.

Не забывайте про портал!

Давайте вместе с Ролзом и Фрэнком ненадолго вернемся к вопросу, заданному в главе 4: нужно ли возвращать тележку ко входу в супермаркете? Когда мы сталкиваемся с одним из таких будничных вопросов, то, применяя правила контрактуалистов, или ища золотую середину, или следуя максиме Канта, или проделывая все это вместе в любой последовательности, которую считаем подходящей, нужно помнить: если мы можем позволить себе спрашивать, что делать в той или иной ситуации, нам уже повезло. У нас есть машина, набитая продуктами — следовательно, исправная, — и роскошь задавать философские вопросы, вместо того чтобы заботиться исключительно о своем здоровье или безопасности либо о том, где взять еду завтра. Если мы будем считать, что по сравнению с другими нам повезло, мы можем позволить себе сделать немного больше, чем другие, значит, нам нужно сделать больше. И я не имею в виду везение, о котором говорил Уоррен Баффет. Просто у нас есть возможность сделать что-то, чтобы немного облегчить жизнь других людей почти без серьезных затрат. У миллиардов людей это не так, поэтому мы обязаны восполнить нехватку правильных поступков. Делайте немного больше, чем требуют этические нормы. Платите дань богам удачи. И если нам не везет, если жизнь наносит удар за ударом, сажая нашу внутреннюю батарею до 1%, мы едва сводим концы с концами, вернемся к правилам контрактуалистов: мы стремимся сделать хотя бы минимум из того, чем мы обязаны друг другу.

Мы почти закончили наше путешествие. Мы узнали, что делаем и почему, можем ли мы поступать лучше и почему это будет лучше. Мы добились успеха, мы звезды этики! Но все-таки мы слегка попали впросак. Даже не слегка. Мы знали, что так будет. В жизни, полной неизбежных забот и страданий, после нескончаемого потока неудач, больших и малых, остается одна вещь, которую нам придется сделать, и от этого ужасно тошно. Мы должны извиниться.

Глава 13. Я провинился. Мне нужно извиниться?

Любому, у кого есть дети, знакома сцена, которая у нас дома разыгрывается раз в неделю.

Ребенок 1: Па-ап! Он вырвал пульт у меня из рук и не отдает!

Ребенок 2: Но она его просто держала, он ей не нужен!

Родитель: Нельзя просто вырывать вещи у человека из рук. Это нехорошо.

Ребенок 2 (бросая пульт обратно): Ладно, вот.

Родитель: Скажи, что просишь прощения.

Ребенок 2: …

Родитель: Ну давай, попроси прощения. Извинись.

Ребенок 2: …

Родитель: Мы постоим и подождем, пока ты не извинишься. Но тебе все равно придется это сделать.

(Они стоят и ждут. Время идет: минуты, часы. День сменяет ночь. Никто не ест. Звонят телефоны, никто не берет