которые имели более скромное происхождение и получили университетское образование. Первый из них начал свою карьеру как член Совета по делам Кастилии, а затем стал его прокурором. С 1777 по 1792 г. он почти непрерывно находился у власти. Второй был не только государственным деятелем и реформатором, но также эрудитом и талантливым историком.

Вокруг этих трех лидеров группировались сторонники реформ. Хотя все они признавали необходимость изменений, но очень различались в отношении способов их осуществления. В общих чертах можно говорить о противостоянии «арагонской партии» и «воротничков», или «партии чинуш». Первая обязана своим названием лидеру, графу Аранде, который был арагонцем, но в ней не было ничего регионалистского или регионального. Под этим названием группировались аристократы, озабоченные ростом влияния юристов и чиновников. Члены этой партии в большинстве своем были военными, и частью их обычной одежды был галстук. Их соперников называли «воротничками», поскольку кроме них мало кто носил тот род накрахмаленных воротничков, который Филипп IV рекомендовал на смену дорогостоящим дворянским гофрированным воротникам[226]. Вкратце, с одной стороны — гражданские, с другой — военные. Великий противник Аранды, Флоридабланка, одним из первых выдвинул идею, что военные должны подчиняться гражданской власти.

Министры Карла III хотели реформировать общество, экономику и даже обычаи, но инициатива этих изменений должна была исходить от властей. Готовить и, когда придет время, проводить реформы следовало исключительно сверху. Это прекрасно показывает история Экономических обществ друзей Отечества. Первое из них возникло в 1764 г. в Стране Басков: нотабли[227] — идальго из Аскойтии, стремясь активизировать местную экономическую жизнь, создали научный кружок, в котором занимались изучением навигации и минералогии, интересовались техническими усовершенствованиями в области сельского хозяйства, промышленности, торговли, повседневной жизни… Кампоманес быстро понял, что от инициатив такого типа можно извлечь пользу, если распространить их на все королевство. Общества множились по его инициативе и под его покровительством. Коррехидорам как представителям центральной власти предлагалось всюду основывать Экономические общества и заботиться о том, чтобы в них вступали люди заметные — клирики, дворяне, коммерсанты. Члены этих обществ разрабатывали проекты просвещения народа, создания школ, мастерских, приютов, содействия прогрессу агротехники, развитию ремесел, путей сообщения, гигиены, системы здравоохранения и т. д. Кампоманес даже предоставил им, в качестве своего рода пособия, собственное «Рассуждение о содействии развитию народной промышленности». Результаты, по мнению Домингеса Ортиса, скорее разочаровывали: много теоретических рассуждений, проектов и памятных записок, но мало практических достижений. Особенно архаичной, несмотря на все споры и изыскания экономических обществ, оставалась сельскохозяйственная техника.

Министры Карла III исправляли злоупотребления и обновили большую часть институтов Старого порядка, однако сохраняли и поддерживали сами эти институты. В начале XIX в. все еще сохранялись инквизиция, Места, цехи, майораты. Движение к обновлению было достаточно очевидным, чтобы обеспокоить консерваторов, но недостаточно смелым, чтобы удовлетворить более амбициозных реформаторов, стремившихся к более значительным переменам экономических и социальных структур. Прогресс, как его понимали просвещенные министры, должен был стать результатом терпеливых усилий педагогов.

Реформы

В Испании, как и в других странах Европы второй половины столетия, правители, стремившиеся к процветанию своей страны, обращались к либерализму, приобретавшему все более системные формы. Регламентация считалась препятствием на пути прогресса. Самым эффективным средством достижения общественного благосостояния считалось свободное взаимодействие естественных сил согласно лозунгу французских физиократов: «Laissez faire, laissez passer»[228]. В отношении промышленности считалось, что цехи с их мелочной регламентацией способствовали сохранению статус-кво и поощряли рутину в ущерб новациям, которые могла принести с собой частная инициатива. Главное внимание было сосредоточено на земледелии, в котором видели источник всякого богатства. В этом секторе экономики также осуждались такие архаичные явления, как установление максимальных цен (такс) на хлеб, с помощью которого муниципалитеты обеспечивали снабжение городов, дорожные пошлины и т. д. Эта новая ориентация многим обязана влиянию французских физиократов, хотя нельзя недооценивать и воздействие английской мысли: к концу столетия у Адама Смита[229], похоже, было в Испании немало читателей. Именно его теории вдохновляли действия просвещенных министров, особенно Кампоманеса, который стремился достичь двух дополняющих друг друга целей: добиться активизации производства и торговли и освоить новые сельскохозяйственные угодья, обеспечив к ним доступ малоимущих крестьян.

Начиная с 1759 г. череда неурожаев быстро привела к удорожанию пшеницы; за 1761–1765 гг. цены удвоились. Кампоманес воспользовался таким положением, чтобы в 1765 г. отменить таксы и установить свободные цены на зерновые и вино. Предполагалось, что результатом этих мер станет снижение цен и улучшение снабжения, поскольку регионы — производители хлеба будут направлять свои излишки всем остальным. Но случилось ровно наоборот. Спекулянты придержали зерно, чтобы еще более взвинтить цены. Дороговизна привела к росту недовольства. Ответственность за кризис возложили на правительство и особенно на министров-итальянцев. Чашу недовольства переполнила мера, которая не имела ничего общего с продовольственной проблемой. По прагматике от 10 марта 1766 г. мадридцам предписали впредь носить треуголки и короткие плащи либо сюртуки. Это распоряжение было воспринято враждебно. Толпа недовольных разграбила 23 марта резиденцию маркиза Эскилаче. Затем выступления продолжились перед королевским дворцом. Толпа потребовала, чтобы король вышел на балкон, и добилась от него таких уступок, как отставка Эскилаче, роспуск валлонской гвардии[230], снижение цен и отмена декрета о плащах… Король уступил по всем этим требованиям, после чего уехал в Аранхуэс[231]. Мятеж, успокоенный в Мадриде, распространился на Страну Басков, Сарагосу, Мурсию, Саламанку, Ла-Корунью, Паленсию. Повсюду протестовали против роста цен, обвиняли ростовщиков, спекулянтов, а иногда и местные власти. Вскоре все успокоилось, но граф Аранда, назначенный председателем Совета Кастилии, не смирился с ударом, нанесенным по авторитету государства. Он посоветовал королю отказаться от уступок, сделанных под давлением, за исключением отставки Эскилаче. Он считал, что это был заговор привилегированных слоев, интересам которых угрожало свободное обращение зерна, и полагал, что именно они в целом оставались враждебны духу реформ.

Волнения 1766 г. побудили министров больше размышлять о применимости тех или иных мер. Первая реформа, датированная 26 июня 1766 г., относилась к деятельности муниципалитетов.

Они показали свою неспособность обеспечить на приемлемых условиях снабжение городов, и правительство возложило ответственность за это на местные олигархии. Было решено, что в городских консехо наряду с традиционными рехидорами, которые владели своими должностями, передавая их от отца к сыну, и которые осуществляли свою власть совершенно бесконтрольно, появятся и выборные должности, на которые будут избираться местные жители, причем независимо от сословной принадлежности — два или четыре «депутата общины» и один синдик. Полномочия депутатов ограничивались вопросами снабжения населения, синдик же мог участвовать в обсуждении всех вопросов, но не имел права голоса. Цель реформы заключалась в ликвидации бесконтрольной власти и злоупотреблений рехидоров с помощью привлечения к принятию решений уполномоченных