Не дрейфить, Вика…

Я собираю остатки своей смелости, спокойно заявляя:

— Я ухожу.

— Куда?

— К Ренату.

— Виктория… — звучит пугающе спокойно.

Отец делает шаг ко мне. Роза выскакивает ему наперерез, преграждая путь. Мэр, удивленный таким нахальством, заламывает бровь. Молчаливый намек на крайнюю степень его недовольства. Вот только эта рыжеволосая девчонка далеко не из пугливых. Она даже не шелохнулась. Стоит, руки за спину спрятала и машет мне ладонями, мол, убирайся отсюда.

Я, наверное, так и сделала бы. Если бы по лицу отца не пробежала тень. Скандалу быть. Я поняла, что он собирается выдать определенно что-то резкое. Уже открыла рот, чтобы осадить, не позволяя ему нападать на сестру Рената, когда из гостиной вырулил Игорь Антонович в сопровождении жены. А его:

— Что-то стряслось? — запускает в холле новую волну напряжения.

Улыбка гостя сходит на нет. Отец Рената переводит взгляд с меня на дочь, останавливая его на друге:

— Марк?

— Кхм, — откашлявшись, приосанилась Розалинда. — Пап, тут такое д…

— Игорь Антонович, я люблю вашего сына! — перебиваю Розу, выступая вперед, обращая внимание собравшихся на себя.

Лицо моего отца вытягивается. Лицо папы Рената застывает каменной маской глубокой задумчивости. Снежана же охает. Три пары глаз удивленно сверлят меня взглядом, и только один человек здесь искренне тихо ликует. Роза. Она буквально подпрыгивает на месте от радости, заламывая худенькие руки.

— Сына? — отмирает первым мэр и переводит взгляд на друга. — Как это понимать?

— То-то я думаю, что где-то видел тебя, Вика, — кивает Игорь Антонович, словно не замечая недовольства моего отца. — В ресторане, верно? Ренат все время на тебя поглядывал, — улыбка трогает губы мужчины, преображая его суровое лицо.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — рычит отец. — Вика? Куда ты собралась на ночь глядя? И что все это значит?

— А то и значит, — осмелев, говорю я, даже голос не дрожит. — Помнишь Рената, пап? Того парня, с которым у меня были отношения? — а вот губы, в отличие от голоса, дрожат. — Парня, в которого я влюбилась, а ты… что ты сделала, напомни? Шантажировал меня. Жизнь испортить ему грозился. Звания лишить, работы. Ну, тот самый, который, по твоим словам, мне «не ровня», помнишь?

Отец стремительно бледнеет.

Я улыбаюсь, тихо празднуя свою маленькую победу.

Игорь Антонович же моментально меняется в лице, говоря:

— А вот с этого места поподробней. Мой сын не ровня твоей дочери, значит так, да, Марк? Занимательно.

— Я понятия не имел, что этот боец твой сын, Игорь! Не начинай.

— Видать, твое досье, собранное на него, было слишком поверхностным, раз ты не узнал, кто родители Рената, па, — заметила я, подливая масла в огонь. — Пора тебе проредить ряды твоих «безопасников», а то работают спустя рукава.

— Прикрой-ка рот, юная леди… — шаг ко мне.

Я отступаю. Передо мной тут же вырастет внушительная спина Игоря Антоновича, который встает, загораживая меня собой от отца. Так же, как парой минут раньше это сделала Роза.

— Похоже, нам есть что обсудить, Марк.

— Обязательно обсудим. Но только после того, как я поговорю со своей дочерью. Отойди с дороги, Игорь. Давай не будем усугублять и без того непростую ситуацию.

— Или что? Устроишь потасовку? Ну, так ты не забывай, что в отличие от тебя, который уже двадцать с лишним лет просиживает штаны в кабинетах, я на физическую подготовку не жалуюсь.

— Это что, угроза?

— Предупреждение.

— Так, — встает между мужчинами Снежана. — Давайте поумерим пыл, мальчики.

— Что здесь происходит? — появляется мама. — Марк? Игорь? Что за детский сад?

В холл начинают выглядывать и другие гости.

— Ты никуда не поедешь, Виктория! — не замечая этого, гнет свою линию отец. — Ты сейчас же поднимешься в мой кабинет и расскажешь все, как есть.

— Нет, — пячусь к двери. — У меня, твоими стараниями, и так слишком мало времени. Так что… дальше разбирайся без меня.

— Я тебя не отпускал, взбалмошная девчонка!

— Марк! — взвизгивает мама.

— А я твоего разрешения и не спрашивала, па-па.

— Вика! — кидается ко мне ма, но я уже хватаюсь за ручку двери и вылетаю из дома. В последний момент до моих ушей долетает сказанное Игорем Антоновичем:

— Не ожидал я, конечно, такого от тебя, Марк.

Я улыбаюсь. Злобно. Надеюсь, у «пап» не дойдет до потасовки. Хотя… в качестве профилактики пару синяков моему отцу не помешает. Главное, чтобы на Игоре Антоновиче это не сильно отразилось.

Быстро перебирая ногами по скользкой дорожке, я добегаю до машины такси и запрыгиваю в теплый салон. Называю адрес Рената, сердце звонко колотится в груди, грозя от волнения проломить грудную клетку…

Я вырвалась.

Из своей «золотой клетки» я наконец-то вырвалась!

Ренат

Сегодня я никуда не лечу.

Замечательно…

Это подтверждает не только отец, но и Гроздов, который набирает мне тут же, следом.

Товарищ полковник скупо приветствует и поздравляет «с наступающим», сообщая «радостную новость»:

— Сегодня ты еще в городе, Швец. Полетишь завтра, первым рейсом. Отдыхай, парень.

Надо же, какое, мать его, неописуемое счастье! Сейчас начну визжать от восторга.

И какого хера мне теперь делать прикажете?

Хочется съязвить, но я понимаю всю неуместность подобной реакции на новость и в прямом смысле слова прикусываю язык. Бросаю в трубку нарочито бодро:

— Отличные новости, товарищ полковник. И вас с наступающим.

На том и «расходимся».

Полкан сбрасывает вызов. Я же, чтобы уже совсем быть уверенным, что вылета мне сегодня не светит ни при каких обстоятельствах, захожу на сайт авиакомпании. Надежды рушатся окончательно. Рейс перенесли из-за нелетных погодных условий. Теперь вылет стоит на завтра, на десять часов утра.

Засада…

Откладываю мобильник на приборную панель и откидываю голову на подголовник. В машине щелкает включенная аварийка и бубнит радио. Растираю лицо ладонью, тарабаня пальцами по рулю. Дальше то что? Куда пойти, куда податься?

До дома плюс-минус час езды. По пробкам смело умножаем на три. Бросаю взгляд на наручные часы — время восемь. До Нового года четыре часа. У меня ни компании, ни настроения, ни даже еды. Холодильник дома, в прямом смысле слова, девственно чист. Ни одного захудалого мандарина. В доставку сейчас тоже — хер дозвонишься. У людей праздник. Самый «чес».