— Что, Вика? Что ты?

— Я тебя люблю, — поджимаю губы, чувствуя, как к глазам подступаю слезы. — Очень сильно люблю! Я не могу… Не хочу без тебя, Ренат… клянусь! — новая жалкая попытка приблизиться к нему и новая грубость в ответ:

— Спасибо, обойдусь. Без тебя и без твоей любви. Знаешь, херня это, а не любовь, если при первой же проблеме ты от меня бежишь.

— Отец…

— Да мне плевать на твоего отца! Доверие. Знаешь, что это такое?

— Я ошиблась. Все ошибаются! Никто не идеален. Да, это не оправдание, я виновата! Но дай мне хотя бы шанс все исправить!

— Я никому не даю таких «шансов».

— Мы хотели встретить Новый год вместе, — напоминаю.

— Хотели, — кивает Ренат. — В прошлой жизни. До того, как ты заявила, что у тебя нет и не было ко мне чувств. Что звучало, кстати, очень правдоподобно.

— Я соврала.

— А я теперь какой Вике должен верить? Той, что села ко мне в тачку или этой, которая спустя две недели тишины заявилась ко мне домой, как ни в чем не бывало? Какой, Вика?!

— Ты же знаешь, что я бы так не поступила. Я была вынуждена…

— Хватит.

Я морщусь. Слезы уже катятся по щекам, но я даже не думаю их смахивать. Плевать мне на них. На все плевать! И на то, как, должно быть, жалко сейчас смотрюсь в глазах парня. В вечернем платье с размытым макияжем, в пустых попытках оправдаться.

— Уходи из моего дома, Вика, — новый кивок в сторону двери. Ренат отводит взгляд. Конечно, та стена гораздо интересней меня! — Без шуток.

Я достаточно хорошо успела узнать его за время наших отношений. Да. Какие уж тут шутки? Варианта два: либо я ухожу сама, либо Ренат просто выставит меня за дверь, как щенка за шкирку. Вот тебе и новогоднее чудо, Морозова.

— Ты уверен?

Чувствую себя жалко. Ренат молчит.

— Ясно. Прости за потраченное время.

Я прохожу мимо замершего в дверях Красавчика. Скрипя зубами, заставляю себя не смотреть в его сторону. А в нос ударяет его любимый парфюм. Щекочет, прошибая до самого нутра. Держаться, Вика! Сохранять полнейшее спокойствие, чтобы не начать рыдать взахлеб. Смысл? Эту стену не пробить. Только еще больше унижусь.

Сердце долбит на разрыв, когда я стаскиваю с вешалки свое пальто не по сезону. Плечики падают, я не обращаю на них никакого внимания. С остервенением запихиваю руки в рукава. Каждое новое «тук-тук» отдается в мышцах. Внутри закипает злость. Она шипит и беснуется. Я хватаю кроссовки, натягивая на ноги. Медленно поднимается обида. Она противно скребет своими когтями по душевным ранам, заставляя морщиться от боли. Я знаю, что я виновата.

Но, черт!

Лезу в карман и достаю дубликат ключей, которые дала мне Роза. Оборачиваюсь. Собираясь вернуть связку законному владельцу. Тяну руку, вскидывая взгляд, требуя, чтобы Ренат подошел.

Он подходит. В тот момент, когда я уже почти разжала кулак, опуская нагретый своей ладонью металл на ладонь парня, меня… да. Меня, мать твою, прорывает! С губы срывает всхлип, а на выдохе:

— А знаешь, хрен тебе, красавчик! — рычу, лицо Рената вытягивается от такой резкой перемены в разговоре. Я отшвыриваю ключи на тумбу, игнорируя протянутую им ладонь. В обуви залетаю обратно в комнату.

Каждый шаг, как удар молотком по вискам. Пульс шарашит, сердце выпрыгивает, меня все уже не на шутку трясет, а ноги подгибаются в приступе ярости. Оглядываюсь…

Хрен тебе, а не Новый год!

Быстрее, чем успевает сообразить мозг, ноги несут меня к стремянке у окна.

Видите ли, шансов он не дает!

Ошибок он не прощает!

Наш идеальный Ренат!

Тьфу!

Хватаю лестницу. Мешает! Запинаюсь, больно ударившись коленкой. Простреливает аж до темных кругов в глаза. К черту! Отшвыриваю стремянку, та с грохотом приземляется на пол. Задевает собой горшок с цветком, и тот, опрокидываясь, с хрустом разбивается пополам. Злорадная часть меня победно ликует. А руки тянутся дальше.

— Какого хера ты творишь?!

Не слышу.

Не слушаю.

— Вика!

Даю выход накопившейся внутри злости! Дура-дурой, вообще не соображаю. Похрен! Ладони впиваются в мягкую ткань постиранных мною штор. А то я, видите ли, старалась! Приятно сделать хотела! В задницу свои старания засунь, Морозова!

Цепляюсь, судорожно сжимая пальцы до боли в костяшках и всем своим весом, в пятьдесят килограмм, наваливаюсь на гардину. Дергаю.

Ар-р-р! Эта сволочь не поддается!

Я делаю новый рывок. Со всей дури! Слышу, как рвутся петли на шторине, но она до сих пор висит вместе с моей гирляндой и даже не думает падать! Не будет у тебя Нового года!

Начинаю дергать снова, и снова, и снова.

— Зараза! — шиплю.

Раздается треск. На этот раз не ткани, а…

— Ясноглазая, блть! Тормози!

Я замираю, вскидывая взгляд. Испугаться не успеваю, крепкая рука Швеца обвивает меня за талию, дергая на себя. В последний момент оттаскивая от окна, где злосчастная гардина не выдерживает моего напора и… падает.

Я взвизгиваю, прикрывая машинально голову руками. Пластмассовая штуковина с грохотом приземляется на прикроватную тумбу с одной стороны и… на полку с фотографиями с другой. Сердце делает последнее «тук».

Гадина-гардина проскальзывает по полке, задевая первую от окна фоторамку. Та падает и цепляет вторую. Вторая третью, и так по цепочке. С каждым ударом стекла о полку я морщусь сильней. Последняя стоит на самом краю и, когда до нее доходит очередь, на наших глазах, она, скинутая, летит вниз. Встречаясь с полом, стекло со звоном бьется вдребезги.

Кажется, это фотка Рената с Розой. Упс…

И все бы ничего. Но, для полноты картины, гирлянда вылетает из розетка. Последняя начинает с шипением искрить. Момент, и свет во всей квартире тухнет. Погружая нас в непроглядную темень новогодней ночи.

— Пздц, — выдает многозначительное Швец.

Мхм…

Вики

В квартире устанавливается тишина. Я стою, боясь подать признаки жизни. Ударенное о стремянку колено ноет. Ренат все еще крепко держит меня за талию, прижимая спиной к своей груди. Мое сердце испуганно молчит. Его же летит со скоростью света. Дыхание красавчика согревает мою макушку, а прикосновения пьянят хлеще выпитого бокала шампанского.

Мои глаза обводят взглядом учиненный кавардак. Хорошо, что света нет. Иначе я уже заживо сгорела бы со стыда! А так, в темноте погром выглядит не настолько… ужасно. Разбитое кашпо, упавшая гардина, порванные шторы, сгоревшая гирлянда и разбитые фоторамки — я ничего не забыла?