длинную галерею. В темноте он услышал тихий испуганный вздох.

Он был хорошо знаком с этим хриплым звуком и с чьих уст он сорвался.

Глаза привыкли к слабому освещению в дальнем конце комнаты, и он увидел одинокую фигуру, держащую свечу, силуэт ее платья, голову и плечи, очерченные серым занавесом приближающегося рассвета позади нее.

— Элли?

— Брэндон! О, я так рада, что это всего лишь ты, — тихо сказала она, и он криво усмехнулся. — Я имею в виду, не только ты… Но я боялась, что ты один из слуг, который, несомненно, подумает, что я сошла с ума, бродя по коридорам в такой час.

— И ты не боишься, что я подумаю то же самое?

Он услышал улыбку в ее голосе еще до того, как она заговорила.

— Ну нет, — сказала она, — потому что ты тоже бродишь по коридорам. Это может означать только одно: мы оба сошли с ума.

— Ах. Лучше отправить нас в бедлам вместе, чем по одиночке.

— Именно так.

Если ему и требовалось доказательство того, что он уже по уши погряз, то оно пришло к нему в тот момент, когда он поймал себя на том, что улыбается при мысли о том, что его могут запереть в психушке вместе с ней.

Эта мысль, казалось, скрасила его путь по длинной галерее. Он прошел мимо портретов своих предков в позолоченных рамах и разбросанных групп мягкой мебели, которые приглашали живых собраться вместе, чтобы вместе почтить память умерших.

Он вспомнил, как его отец однажды стоял в этой самой комнате и сказал: "Ибо что такое жизнь без напоминания о тех, кто ушел от нас, чтобы научить нас проживать каждый день так, как будто он последний?"

— Конечно, это также может означать, что нам обоим нравится наблюдать восход солнца, — сказал он, придвигаясь достаточно близко, чтобы увидеть отблеск пламени в ее глазах.

Но затем она опустила взгляд, и ее ресницы легли на веки темными тенями, похожими на крылья.

— На самом деле я не люблю наблюдать за восходом. Я бы предпочла проспать все это время.

Он взял ее свечу и поставил ее рядом со своей на столик, затем поднял руку и коснулся нежного изгиба ее щеки. Только сейчас он заметил багровые синяки у нее под глазами.

Он нежно провел подушечками больших пальцев по уязвимой коже.

— Разве ты не можешь расслабиться за городом? Я слышал, что некоторые люди предпочитают, чтобы шум городского движения убаюкивал их.

— Дело не в том, что… — начала она, но заколебалась, потеребив уголок рта. — О, черт возьми. Я не думаю, что есть смысл скрывать это от тебя, тем более что мы обязательно снова столкнемся в эти ранние часы.

Она перевела дух, и когда продолжила, лирические нотки в ее голосе стали тягучими и тревожными.

— Правда в том, что меня почти каждую ночь мучают ужасные кошмары. Конечно, никто больше не знает, даже мои тети, и я не хотела бы их волновать, — она умоляюще посмотрела ему в глаза и накрыла его руку своей.

Он кивнул, соглашаясь сохранить их тайну, но его лоб озабоченно нахмурился.

— Как долго это продолжается?

— С дества, когда умер мой отец. Все началось с ужасной уверенности, что он не был мертв, когда его закапывали в землю. В этих снах я всегда была вынуждена беспомощно наблюдать, как он пытается выбраться из гроба, а на него сыплется земля. Затем, несколько лет назад, человек внутри гроба изменился.

Она судорожно вздохнула.

— Я стала той, кого похоронили заживо.

Брэндон придвинулся ближе, чувствуя, как ее пробирает дрожь. Ему хотелось как-нибудь защитить ее от этих снов.

— Бывают дни, когда мне удается проснуться до того, как кошмар по-настоящему овладеет мной.

Она покачала головой.

— Я знаю, со стороны взрослой женщины глупо признаваться в таких вещах. Но, тем не менее, это так.

Он приподнял ее лицо, чтобы с предельной серьезностью заглянуть ей в глаза.

— Это совсем не глупо. По твоей бледности я вижу, что они сильно на тебя влияют. А к бледным щекам Элоди Пэрриш я отношусь серьезно.

Несмотря на то, что он был серьезен, это вызвало на ее губах мягкую улыбку.

— Ты не одинока. После смерти моего отца мне тоже снились кошмары. Ужасные вещи, которые казались мне пугающе реальными.

— О чем были твои кошмары?

— В основном о том, что со мной что-то случится и что Мэг останется одна, без какой-либо защиты от мира, который, как я знал, временами был суровым и жестоким.

— Мне кажется, это совершенно рациональный страх, — сказала она. — Как тебе удалось перестать видеть эти сны?

Он почувствовал нежное тепло ее руки, когда она без всякой робости положила ее ему на сердце, и он подумал, осознает ли она вообще свои действия. Скорее всего, нет, — рассудил он, — иначе она бы покраснела.

— Я усадил ее и поговорил с ней, — сказал он. — Я объяснил, что, хотя у меня пока и не было намерения исчезать за завесой, я все же собирался позаботиться о том, чтобы она была хорошо обеспечена. Затем я составил ряд контрактов со своим адвокатом, чтобы гарантировать это. Как только все было улажено, кошмары больше не возвращались.

— Это звучит так, как будто мне нужно поговорить с самой собой. Только я не знаю, что бы я сказала.

— Ты поймешь, когда придет время, — сказал он и поцеловал ее в лоб.

Она так хорошо пахла и была такой теплой, что все, чего ему хотелось, — это отнести ее в постель и дать ей возможность подумать о чем-то гораздо более приятном.

Вместо этого он отступил на шаг. Если он не будет осторожен, то снова забудется.

Элли сонно моргнула, глядя на него, как будто тоже думала о постели. Затем ее взгляд бесцельно скользнул вниз, к его губам, расстегнутому вороту рубашки и руке, все еще лежащей на его груди.

Она убрала руку. Ее щеки вспыхнули ярко-пурпурным румянцем, который соперничал с полосами цвета, появившимися сейчас на горизонте.

— Я… э-э-э…

Прежде чем она успела возразить, он взял ее за руку и шагнул через открытую дверь на лоджию.

— Пойдем. Давай вместе полюбуемся восходом солнца, а? По крайней мере, это поможет тебе забыть о ночном кошмаре.

Он почувствовал, как ее тонкие пальцы непроизвольно впились в его ладонь, и его удивило, что она не сдвинулась с места.

— Я бы предпочла понаблюдать отсюда, — она громко сглотнула, — если ты не возражаешь.

Ее широко раскрытые глаза скользнули мимо него, к крытой каменной террасе и семи открытым арочным проемам.