Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, киты — млекопитающие, но какие именно? Иными словами, от каких наземных млекопитающих они произошли? Это озадачивало мыслителей на протяжении тысячелетий. Аристотель признавал, что киты — не рыбы, но в ту пору, задолго до появления эволюционной теории, он и помыслить не мог о том, что они произошли от других видов. Дарвин, которому изредка случалось давать маху, допустил, что киты могли произойти от медведей, которые плавали с открытым ртом, собирая насекомых с поверхности воды, — идея столь нелепая, что из более поздних изданий «Происхождения видов» он ее убрал. Джордж Гейлорд Симпсон, создавая свое знаменитое родословное древо млекопитающих в 1945 г., замял вопрос, выделив китам особую ветвь, далеко отстоящую от других групп. Наконец, во второй половине XX в. в палеонтологической летописи материализовались многообещающие кандидаты в предки китов — «архаические» плацентарные палеоцена, а именно мезонихиды, чьи толстые острые зубы напоминали зубы ископаемых китов. Эта гипотеза, впрочем, была неубедительна, так как родственные связи, выстроенные на основании сходства зубов, часто бывают ненадежными из-за конвергентной эволюции.
Настоящий ответ появился в конце XX столетия. Загадку разрешили одновременно палеонтологи и генетики, причем те и другие на этот раз — в отличие от множества других случаев, которые уже упоминались выше, — пришли к одному и тому же выводу. Киты — парнокопытные.
Вначале анализ ДНК показал, что киты попадают на родословном древе в один кластер с коровами, овцами, гиппопотамами, верблюдами, оленями, свиньями и другими парнокопытными травоядными. Затем это подтвердили ископаемые. В 2001 г. у нескольких скелетов примитивных ходячих китов эоцена обнаружили самый характерный признак парнокопытных: двойной блоковый сустав таранной кости, то есть кость щиколотки у них имеет по желобку на обоих концах. Как мы знаем из предыдущей главы, это уникальное строение щиколотки парнокопытные приобрели еще в начале эоцена, на пике периода ПЭТМ, когда они только появились, это была адаптация к быстрому бегу, чтобы не подворачивались щиколотки. Ни у одного другого млекопитающего, включая таких быстрых бегунов, как лошади и собаки, этой адаптации нет. Конечно, нет ее и у современных китов, у которых щиколотки исчезли без следа. У древних китов, находившихся в процессе перехода к водному образу жизни и уже почти утративших ноги, она оставалась только потому, что те унаследовали ее от своих парнокопытных предков. Как и наш аппендикс, подобное строение щиколотки некогда было функционально, а затем функция была утрачена, но особенность сохранилась. Для науки — удача, ведь, в отличие от ДНК, таранную кость можно пощупать руками и она немедленно убедила даже самых скептичных палеонтологов, что киты относятся к парнокопытным.
Здесь возникает следующий вопрос: от каких именно парнокопытных произошли киты? Отчасти ответ дает генетический анализ: ближайшие современные родственники китов — гиппопотамы. Но гиппопотамы не очень-то похожи на китов — вы можете себе представить, как выглядел общий предок синего кита и речного гиппопотама? К тому же древнейшие гиппопотамы жили в миоцене, спустя миллионы лет после того, как базилозавры и дорудоны уже бороздили моря в эоцене. Это значит, что гиппопотамы — не предки китов, а их двоюродные братья. Их истинными предками были переходные виды в ископаемой летописи, куда входят базилозавр и дорудон. Здесь палеонтологам раздолье: только окаменелости, а не ДНК могут рассказать о том, как киты перебрались в воду. Это рассказ о том, как Бэмби стал Моби Диком.
Последовательность эволюции китов.
Иллюстрации Тодда Маршалла
Эта история начинается за 10 млн лет до египетских китов, на другом берегу моря Тетис, к востоку. Индия тогда еще была островом, хотя период ее изоляции подходил к концу. Она стремительно дрейфовала через экваториальные воды на север, где ее ждало столкновение с Азией — первый акт «закрытия» моря Тетис. Примерно 50–53 млн лет назад — плюс-минус — между двумя массивами суши оставалась лишь узкая полоска тропических вод. Вскоре они сложатся, и эта область образует Гималаи — шов между двумя неподвижными блоками земной коры. Но на протяжении нескольких миллионов лет это была тихая заводь, зона освещенного солнцем мелководного морского шельфа, куда стекали реки из Индии. Это непритязательное местечко стало полигоном для одного из величайших экспериментов в эволюционной истории.
В числе многих млекопитающих, заброшенных судьбой на остров Индостан, было парнокопытное ростом с енота — индохиус (Indohyus). Это был грациозный скакунок с собачьей мордочкой и туловищем олененка, гарцевавший по лесу на длинных тонких ножках. Образ жизни он вел скромный — жевал листики и прятался от хищников. За ним мало кто мог угнаться: он удирал большими скачками, используя возможности двойного блокового сустава. Впрочем, иногда ему угрожали более ловкие хищники, не пешие, а летучие, — птицы. Но крохотное копытное млекопитающее владело одним трюком: оно могло, подобно современному африканскому оленьку, прыгнуть в реку или озеро и затаиться под водой. Этот зверек не был чемпионом по плаванию, воду он использовал как убежище, а заодно мог там пожевать водные растения, дожидаясь, пока злодей улетит. Надо признаться, эта картина — вымысел, но основанный на ископаемых находках, которые не только проливают свет на образ жизни индохиуса, но и показывают, как это тщедушное создание, хрупкое телосложение которого предельно далеко от титанических пропорций синего кита, стало китовым предком.
Первые находки индохиуса были сделаны в Кашмире — пограничном регионе Гималаев, за владение которым спорят Индия, Пакистан и Китай, — индийским геологом А. Ранга Рао и описаны в 1971 г. Они были скудные — несколько зубов и обломок челюсти, — и Рао до самой смерти понятия не имел, какое животное он нашел. Его вдова, однако, проявила упорство. Она сохранила ящики с породой из кашмирских раскопок, многие из которых оставались неоткрытыми, и переслала их голландско-американскому палеонтологу Хансу