я услышал за дверями оживлённый разговор. Когда я зашёл в номер (в нём оказался лётный экипаж в полном составе и Э. Елян), разговор резко прервался, я понял, что речь шла о чём-то таком, что мне знать не полагалось. Я взял у Э. Еляна ключ и пошёл спать.

Утром рано мы ехали на аэродром готовить самолёты к полётам. После выполнения работ по подготовке самолёта Ту-144 к полёту я поднялся в салон доложить экипажу, что самолёт готов. На борту был в гостях космонавт В.А. Шаталов, с которым экипаж вёл оживлённую беседу.

Из записей Г.А. Амиръянца:

Сотрудник нашего отделения в ЦАГИ Юрий Вадимович Синявский, прекрасный специалист в области прочности, отлично владеющий французским языком, считал себя «условно» виноватым в катастрофе самолета Ту-144 в Париже. Дело в том, что именно он привел к Владимиру Николаевичу Бендерову французского журналиста с кинокамерой. Именно с этой камерой, якобы выпавшей из рук Бендерова в полёте и заклинившей управление, в официальной версии связали причину катастрофы. Действительной причиной была, по-видимому, совсем иная.

Но та кинокамера вошла в историю, потому и осталась у Юрия Вадимовича «условная» вина.

Ю.Г. Ефимов, также бывший на борту, предложил мне обратиться к М.В. Козлову за разрешением слетать на показ. В первый день мы летали на Ту-154.

Я напомнил ему, что нам предстоит ещё готовить к полёту Ту-154 и мы вместе с гостями покинули борт самолёта, оставив там только лётный состав.

Мы поехали на стоянку Ту-154 и оттуда наблюдали полёт Ту-144. В мои обязанности входило утверждение полётных листов и поскольку меня об изменении задания не информировали, я считал, что полёт будет полным повторением полёта 2 июня. Полёт мы наблюдали со стоянки Ту-154 на значительном удалении от ВПП, над которой происходило всё действо.

Два запланированных прохода над ВПП Ту-144 выполнил безупречно. Потом вместо захода на посадку стал заходить на третий проход, которого в задании не было. Я ожидал, что находящийся на КДП представитель нашей страны начальник УЛС МАП Олег Иванович Белостоцкий прекратит незапланированный проход и даст команду на посадку, но этого не произошло.

Из размышлений О. И. Белостоцкого:

Поскольку никаких изменений распорядка проведения демполётов и полётного задания, выполнявшегося в предыдущем полете без замечаний, не было, я в этот день к экипажу не приходил.

Как вы себе представляете правильные действия на чужом КП присутствующего там представителя другой страны, когда сверхзвуковой тяжёлый самолёт вместо посадки на форсажах идёт на крутую горку, не предусмотренную заданием? Вырвать микрофон у РП и приказать: «Прекрати горку. Тормози и садись блинчиком»?!

Министр П.В. Дементьев в день катастрофы был в Париже, и вызывал меня к себе в гостиницу вечером. Зам. министра В.А Казаков оставался в Париже после окончания салона, работал с комиссией. Кроме того, на следующий день (может быть, через день) прилетел заместитель председателя Совета министров Л.В. Смирнов. Таким образом, я не был там старшим начальником.

Самолёт вышел примерно на середину полосы и начал выполнять очень крутую горку. Чётко было видно выпущенные передние крылышки. Мне даже показалось, что он начинает заваливаться на спину. Затем последовал резкий перевод на снижение, почти пикирование, и где-то на высоте метров 400–500 от земли последовал очень резкий перевод в горизонтальный полёт, при котором самолёт на наших глазах буквально рассыпался в воздухе. (…)

Мы погрузились в автобус и поехали на место падения самолёта в городок Гуссанвиль, находящийся, примерно, километров в семи от аэродрома. Городок был буквально засыпан обломками самолёта. Сначала нас подвезли к месту падения кабины экипажа, и мы приняли участие в опознании трупов наших товарищей. (…)

Первое, на что наткнулась наша группа, был пульт, установленный на рабочем месте ведущего инженера за спинкой кресла первого пилота. Это был пульт передаточных чисел (ППЧ), смонтированный на самолёте для экспериментального подбора передаточных чисел в контуре управления самолётом, в планирующихся после салона испытательных полётах по доводке системы автоматического управления (АБСУ). Этот пульт в полётах на салоне штатно должен быть закрыт крышкой и опломбирован, но мы обнаружили, что крышка и пломбы отсутствуют. (…)

Уже в конце первого дня я присоединился к группе, занятой поиском аварийного самописца, но до конца рабочего дня нам ничего обнаружить не удалось. На следующий день мы обратили внимание на шарообразную вмятину в стене одного из маленьких домиков Гуссанвиля (корпус аварийного самописца МСРП-12 имеет шарообразную форму), и решили повнимательнее обследовать участок вокруг домика. К нашему разочарованию на участке мы нашли элементы лентопротяжного механизма самописца, а это означало, что самописец разрушился, и шансов найти плёнку практически не осталось. Уже потеряв всякую надежду найти кассету с плёнкой, мы обратили внимание на ведро с мусором, которое куда-то тащил хозяин участка, убирая участок от посторонних предметов, свалившихся на него с неба. Там было что-то сильно деформированное, но отдалённо напоминающее искомую кассету. При внимательном рассмотрении мы поняли, что нашли то, что искали. Мы сделали вид, что кассета не представляет интереса для комиссии, и вместе с другой мелочью бросили её в соответствующую кучу. Одному из конструкторов было поручено эту кассету срочно увезти в Москву, что он и сделал весьма успешно. Официально считалось, что плёнка аварийного самописца не найдена.

Осколок трагедии в моих руках

Детали от разбившегося в Париже самолёта привозили в Жуковский в специально изготовленных контейнерах, на самолётах Ан-22. Мне поручили руководить разборкой груза и выкладкой деталей в контур самолёта. Авиатехники принесли верхнюю крышку МСРП-12. Крышка аварийного регистратора — ото половина шара диаметром примерно 300–400 миллиметров, окрашенная в ярко-оранжевый цвет. Крышка сильно помята, а её края, будто нарочно, завальцованы внутрь. Конструкция крышки многослойная, ведь она должна уберечь плёнку от пожара, и нам почему-то захотелось поковырять лохмотья металла и стеклоткани. Отжав отвёрткой смятую обшивку, увидели под ней магнитную плёнку. Находку сразу передали нужным людям, в изобилии нас опекавшим.

Немного мифологии. Внешне аварийный регистратор, именуемый в СМИ «черным ящиком» — шар ярко-оранжевого цвета. На погибшем самолёте было установлено много контрольно-записывающей аппаратуры, и она включалась в каждом полёте. В чёрных фанерных ящиках из-под осциллографов лежали сотни запасных кассет. При разрушении самолёта ящики и кассеты разлетелись по всему Гуссанвилю. Там и прилипло траурное название к аварийному регистратору.

Из записей ГА. Амиръянца:

Автором известной версии о причинах катастрофы самолёта Ту-144 в Ле-Бурже, связанной с заклинением управления кинокамерой, якобы выпавшей из рук одного из членов экипажа, стал крупный учёный-динамик ЦАГИ Юрий Антонович Борис. Его подключили к работе аварийной комиссии сразу после