кто выступал за умеренный курс в отношении религиозной веры, часто сосуществовала со стратегией воинствующего безбожия [Luukkanen 1994:230].

В отношении религиозных диссидентов новое правительство пыталось проводить политику «благожелательного нейтралитета» [Ibid.: 91]. Бонч-Бруевич, бывший в 1917–1920 годах управляющим делами Совнаркома и вообще правой рукой Ленина, теперь получил возможность доказать свой тезис, что сектантство представляет собой просто политический протест против царизма в религиозном обличье. Во время Гражданской войны и после Бонч-Бруевич выступал ходатаем для сектантов перед советской властью, с одной стороны, выступая за предоставление им законодательных уступок, с другой, лично занимаясь делами тех многих, кто обращался к нему за помощью в решении своих проблем на местах. Именно под его влиянием, как будет видно в следующей главе, в январе 1919 г. советское правительство выпустило декрет, по которому сектанты могли быть освобождены от военной службы, если их убеждения не позволяли им взять в руки оружие. В 1921 г. сектантам и старообрядцам было предложено заселять покинутые помещичьи земли для совместного возделывания [Ibid.: 91–94,101; Muller 1987: 518–520,525; Эткинд 1996: 293]. Даже те партийцы, которые не возлагали на сектантов особых надежд как на потенциальных союзников, были вполне готовы дать им определенные привилегии, действуя против общего врага – Православной церкви[147].

Это не значит, что сектанты не пострадали от декрета об отделении Церкви от государства. Как православные, так и неправославные верующие тяжело восприняли запрет религиозного образования для малолетних [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 34, 2 об.][148]. Столь же болезненным было лишение их организаций прав юридического лица. Без такого статуса, к примеру, стало гораздо труднее снять или купить собственность или выдать рекомендательные письма агентам, отправлявшимся Церковью с поручением [ГА РФ, ф. 393, on. Z1, д. 1388, л. 308; оп. 43а, д. 74, л. 7]. Кроме того, местные чиновники часто вообще закрывали глаза на закон, если он мешал их ближайшей цели. Поэтому общины часто обращались к центральному правительству, в частности к Бонч-Бруевичу, прося того заступиться за них, если их молитвенные дома закрывались, а верующие подвергались аресту [ГА РФ, ф. 353, оп. 3, д. 780, л. 79; ф. 130 оп. 3, д. 214; ф. 1235, оп. 40, д. 69]. В первое советское десятилетие Бонч-Бруевич и другие часто рассматривали такие жалобы и вставали на защиту сектантов. Но в целом религиозные сектанты, в том числе баптисты и евангельские христиане, были избавлены от большей части тех издевательств и притеснений, которые от большевиков претерпели православные, – закрытие церквей, расстрелы священников, вооруженное расхищение церковных ценностей.

Так, невзирая на поражение в правах и на неопределенность новой эпохи, прежние сектанты, в том числе баптисты и евангельские христиане, с энтузиазмом стали пользоваться антиправославными тенденциями в государственной политике и свободой религиозной и антирелигиозной пропаганды, которую обещала им новая советская Конституция, принятая в июле 1918 г. Несмотря на трудное экономическое положение и начало Гражданской войны, периодические издания, дневники, письма и мемуары евангеликов рисуют раннесоветский период как время стремительного распространения благой вести и большого общественного интереса к своему учению. Многие верующие по-прежнему сохраняли уверенность, что они живут в последние дни перед вторым пришествием Христа. Ожидая революцию духа, которую ниспошлет Иисус, они искали умножения своих рядов через миссионерскую работу и личный пример отвержения жизни по обычаю «мира сего», отказываясь от военной службы, организовывая новые христианские группы и стремясь объединить баптистское и евангельское направления в единое движение.

В 1918 г. в писаниях баптистов ясно читается понимание тех возможностей, которые дало им внезапное крушение Православной церкви. Иногда по этому поводу выражаются довольно злорадные чувства в отношении поверженного соперника. «Кто бы мог подумать несколько месяцев тому назад, что господствующее, сытое, упитанное, сонливое православное ведомство вдруг станет в ряды гонимых и завопит о сем на всю Русь», – саркастически вопрошала редакция «Слова истины» в первом выпуске журнала после отделения Церкви от государства. Сбылось давнее требование баптистов, религия стала частным делом. Но редакция выражала опасения по поводу тех средств, которыми новые законы будут проводиться в жизнь:

И если мы не можем одобрить тех средств насилия, к которым прибегает нынешняя власть во многих областях жизни страны, и находим, что в дело веры и упования не должны вмешиваться никакие декреты, все же считаем, что если вмешательство власти в церковную жизнь ограничится только приведением в должный порядок материальной стороны православного вероисповедания, то кричать о гонении последней еще рано.

Впрочем, добавлялось в статье, программа отделения Церкви от государства может реализоваться лишь на «законном основании общего постановления народных избранников» [Гонимая 1918: 17–18][149]. Подобно тому, как в 1917 г. шел спор о том, как христиане должны относиться к революционным партиям, здесь, по-видимому, автор разрывался между одобрением политики большевиков и критикой их методов.

Несмотря на первоначальное недовольство большевистской революцией, вожди баптистов выражали готовность сотрудничать с новыми правителями России на протяжении всего 1918 г. и позже. Помимо радости по поводу отделения Церкви от государства на страницах «Слова истины» и в письмах, направлявшихся чиновникам от правительства и партии, они постоянно подчеркивали низкое происхождение большинства баптистов и отвержение ими церковного ритуала и иерархии. К лету 1918 г. баптистские молитвенные собрания в Москве рекламировались как «религиозные народные собрания». Наверное, что было еще важнее, «Слово истины», когда партия стала ограничивать экономическое влияние Церкви, заговорило о различии между истинной верой и структурами власти мирской религии. На обложке одного из выпусков журнала появился лозунг: «Вера – от Бога, религия – от людей!»; в этом же выпуске Православная церковь именовалась «религия без Христа» [Тимо 1918]. Когда большевики принялись вскрывать раки с мощами, чтобы показать, что останки, хранившиеся там, не были нетленными, вопреки тому, во что верили православные, евангелики горячо поддерживали эти кампании как борьбу с суеверием. Делегаты баптистского съезда в Москве 1921 г. даже отправились на экскурсию в Музей общественного здоровья, чтобы посмотреть на выставку, посвященную этой теме [Святая вата 1919; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 35, п. 3, л. 10 об.]. Евангелические общины с радостью пользовались бывшими зданиями, принадлежавшими Православной церкви, которые теперь государство отвело им для собраний [ГА РФ, ф. А353, оп. 8, д. 8, л. 109; ГМИР, ф. 13, оп. 1 д. 273, л. 9].

В обращениях к правительству, а также на съездах и в журнальных статьях евангелики в эти годы часто изображали себя активными участниками строительства социализма. Однако они всегда подчеркивали, что таковыми их делает работа во имя революции духа. Например, в письме от октября 1918 г. в отдел печати Московского совета Василий Павлов отметил, что «баптистское учение,