русский гражданин переродился», ибо «наша родина должна пережить еще другую, внутреннюю, духовную революцию души» [Воззвание 1917: 229]. В Самаре на Святки баптисты проводили шествия и большие встречи на открытом воздухе; «публика была поражена лозунгами знамен, когда читала на красных знаменах белыми буквами великие слова: “Бог есть Любовь”» и другие христианские девизы [ПЧ 1918:27]. Накануне открытия Учредительного собрания в начале января евангельские христиане устроили в Петрограде Съезд молодежи, на котором в очередной раз прозвучали призывы к духовной трансформации, которая дополнит перемены в политике [Отчет 5-го Всероссийского съезда 1918: 1].

После победы большевиков верующие вынуждены были незамедлительно решать, поднятые ранее вопросы о политической стратегии и совместимости идеалов социализма и христианства. В «Слове истины» была напечатана серия статей под заголовком «Социализм и христианство», в которых автор под псевдонимом Арвид сравнивал учения социализма и христианства, рассматривал отношение социалистов и христиан друг к другу, а также обращался к вопросу о том, какой путь построения социалистического общества правильный. Согласно Арвиду, проблема заключается в том, что, хотя учение о социализме едино, разные партии пытаются узурпировать его, абсолютизируя тот или иной аспект целостного учения. Истинный социализм – уравнение имущественного положения людей во имя более духовной и гуманной жизни [Арвид 1918а: 5–7]. На деле нет противоречий между социализмом и христианством, напротив, еще в Ветхом Завете Арвид находит «социал-демократические» идеи. Истинный социализм и христианство – одно и то же. Вопрос, как всегда, заключается в средствах, с помощью которых хотят достичь социализма:

Социализм, который не отрицает ни религию, ни семью, ни брак, который против насилия, ненависти и злобы, но который за свободу, за равенство, за братство, основанные на любовном союзе, – такой социализм не противоречит христианству, и такому социализму, в свою очередь, не противоречит и истинное христианство. Социализм же, создаваемый партийной узостью, отрицающий религию, брак, семью и пр[очие] христианские святыни, разжигающий классовую ненависть и призывающий к насилию и мести – такой социализм действительно несовместим с христианством [Арвид 19186: 71].

Как заключает Арвид, «вне царствия Божия нет осуществления социализма» [Арвид 1918в: 85].

Евангелики будут говорить о предстоящей революции духа на протяжении всей Гражданской войны. Они будут продолжать свои попытки изменить жизнь на земле, обращая людей в христианство. Они будут по-прежнему ждать второго пришествия. Понятие революции духа не только помогло баптистам включиться в общественную жизнь после Февральской революции, но и стало идейной основой критики революции, которая в 1917 г. приняла нежелательный для баптистов оборот. Сама идея о том, что христианство и социализм применяют разные средства для достижения одной и той же цели, будет вновь и вновь появляться в диалоге баптистов и евангельских христиан с советским правительством в 1920-е годы, когда от них все чаще будет требоваться декларация лояльности советской власти. Тема дискуссий о политической тактике и нравственном идеале, которые велись в 1917 г., превратится в главный лозунг евангеликов, стремившихся доказать новым хозяевам России, что в большевистской стране было место христианскому социализму.

Глава VIII

Революция и новые возможности

Первое десятилетие советской власти часто изображается золотым веком для религиозных диссидентов в России, а в частности для евангелических групп[145]. В своем докладе на Третьем Мировом конгрессе баптистов в Стокгольме в 1923 г. Дж. Г. Рашбрук, уполномоченный (commissioner) по делам баптистов в Европе, восторженно говорил, что «самый примечательный факт в области развития баптизма в Европе за последние годы – это удивительный рост работы, которая ведется в России… Пока еще даже невозможно подвести детальную и вполне надежную статистику развития баптистского движения; но появились многие тысячи церквей, и я считаю, что вполне справедливо говорить о численности их членов по крайней мере в 1 000 000 человек» [Third Baptist World Congress 1923: 87][146]. Наблюдая религиозную сцену в России с западных, левых позиций, Джулиус Хекер также заметил в 1927 г., что «Россия кишит сектами». Стремясь уничтожить прежнюю государственную Церковь, большевистский режим «создал необычайно благоприятные условия для духовной религии». В частности, отмечал Хекер, «евангелическое движение в России развивается с такой скоростью, что скоро станет важным фактором в религиозной жизни страны» [Hecker 1927: 133, 151].

Илл. 4. Полтавские баптисты празднуют десятилетие своей общины (1927). Фотография сделана на фоне лютеранской церкви, в которой они проводили свои собрания. Источник: Баптист Украины, 1928

В эти годы активная деятельность и быстрый рост численности баптистов и евангелических христиан действительно были весьма заметны. Например, статья в «Баптисте Украины» сообщала, что в январе 1928 г., когда отмечалось десятилетие пресвитерского служения в полтавской баптистской общине Романа Демьяновича Хомяка, тот с восторгом говорил о том, как за десять лет община выросла с 15 до 190 членов. На Полтавщине за это время открылось еще 60 церквей. Хомяк подчеркивал, что все это – результаты труда евангелистов и диаконов, которые бок о бок с ним и с его женой посвящали себя проповеди веры и основанию новых общин [Хомяк 1928: 54–57]; о совместной проповеди Хомяка и его жены см. [Хомяк 1927: 50–55]. Его полтавская паства собиралась в местной лютеранской церкви, но по всей стране общины с радостью открывали свои собственные, только что построенные молитвенные дома, см., например, [Филадельфский 1927: 48–51; Сообщения 1925: 65]. Почти каждое лето граждане на улицах советской столицы могли наблюдать массовые крещения на берегах Москвы-реки [Грачев 1925; Фадюхин 1993: 96].

Как и прочие советские люди, во время революции и Гражданской войны евангелики столкнулись с политической нестабильностью, голодом и насилием. В то же время эти годы также стали началом десятилетия оживленной деятельности, развития и экспериментов. Невзирая на то, что большевики открыто наступали на религиозные институты, в частности отнимая имущество у Православной церкви, в целом порицая любые религиозные верования, – раннесоветский период принес новые возможности для прежних религиозных диссидентов. Во-первых, новая Конституция провозглашала свободу религиозной пропаганды. Во-вторых, память о преследовании религиозных диссидентов царским правительством, а также память об истории их контактов с большевиками делали сектантов отдельной категорией верующих для новых правителей России. Баптисты и евангельские христиане, таким образом, получали преимущество в свете политики советской власти по отношению к сектантам. К примеру, у них появилась возможность получить освобождение от военной службы по религиозным убеждениям, а если они создавали аграрные коммуны, к чему их побуждало правительство, они получали материальное поощрение. Баптисты и евангельские христиане охотно стали пользоваться такими преимуществами, давая понять властям, что они их партнеры в строительстве социализма. При этом они продолжали вести