когда краснолюды отмечали какой-то народный праздник и массово подались в горы, к другим родичам. В цехах остались только хозяин и немногочисленные работники-люди.

— Надоели, — объявил Магни девицам, выдавая каждой наточенные и обработанные наборы кинжалов. — Завтра же объявление дам о новом найме мастеров из вашего племени.

И посмотрел на подруг умоляющим взглядом.

— Вы бы подсобили старику, а? Все равно ж в каждую дыру на карте государства заедете. Так ежели увидите толкового кузнеца с руками не из задницы, скажите ему, что в Ахенбурге для него найдется служба. Даже жилье на первых порах предоставлю, пока не накопит на съем комнаты! И сколько бы ему не платили там, где он живет — я дам больше.

Ниенна с Гердой честно искали мастеров по городам и весям — везде, где приходилось заново обрабатывать лезвия ножей, предназначенных для усекновения нечистых гадов. Но тщетно. Юных дарований, из которых, как из глины, только предстояло вылепить что-то достойное, в Ахенбурге и своих хватало с избытком. А состоявшиеся умельцы были отягощены хозяйством, женой и многочисленными детьми, и сниматься с насиженного места не хотели. К тому же, дома и стены помогают, а столица, как известно, сплошной рассадник пороков, где добрым людям делать нечего.

На такие убеждения подруги отвечали коротким кивком и разговор прекращали. Ибо Всеблагой Левий велел людям помнить, что у них всегда есть свобода выбора, самый ценный божественный дар. Хотят кузнецы сидеть в родном околотке тихо-мирно, как сверчки за печкой — что ж, их право.

— Может, и впрямь найдем кого-нибудь, — произнесла Ниенна, отвлекаясь от воспоминаний. — Тут все заняты кузнечным делом, и старые, и молодые. Не верю я, что никому в столице жить не хочется.

И на этих словах из-за огроменной сосны, опасно накренившейся над тропой, выскочила девочка. Худенькая, возрастом не старше девяти зим, закутанная в шерстяной плащ с длинными рукавами, подбитыми беличьим мехом, обутая в башмаки на толстой подошве. На голове вместо приличествующего девице капора задорно сидела мужская вязаная шапка-туки, из-под которой по плечам спускались две русые косы. Ладони в толстых вязаных варежках вжимали плетеную корзину с сосновыми ветками.

— Здравствуйте, госпожи чародейки, — вежливо наклонила она голову.

Герда в ответ нахмурилась, разглядывая девочку в упор. Ниенна поспешила вмешаться.

— Герда, то самец выл, я тебе руку даю на отсечение… — и некромансерка с улыбкой повернулась к девчонке. — И тебе доброго дня, малышка. Не страшно одной тут ходить? У вас тут неспокойно, как я слышала. То волки воют, то еще какая-нибудь пакость

— Волков у нас тьма, — согласилось дитя. — Да только местных они не трогают, батька лесовой не велит. Я вас провожу до слободки, а то вдруг по дороге нападут… Я-то за веточками пошла, вот набрала корзинку целую! Дядьке Бахтеяру иголок от ревматизму запарю, а тетке Усладе — коры, а то зуб ее замучил, стреляет и стреляет, окаянный. А лекарь калдунствующий к нам только по весне приедет, он зуб окончательно оздоровит! Но до весны еще продержаться надо, чтобы не выпал…

— Ты помощница целителя? — удивилась Ниенна. Все-таки маловато дитя для шастанья в одиночку по стылому лесу. А ну как в овраг скатится? Волкам, может, и нельзя трогать здоровых людей, а насчет переломанных и при смерти — очень вряд ли…

— Нет, у нас целитель весной и осенью только приезжает, — помотала головой девочка. — А я так, просто травки знаю. Братик младший у меня болеет, а старший нас всех кормит, ему некогда возиться. Вот и пришлось научиться.

Она сняла с беленькой ладошки рукавицу и погладила по морде кобылку Ниенны.

— Какая зверюга справная, сытая, — восхищенно покачала девчонка головой, и тут же спохватилась. — Ох, совсем вас заболтала, госпожи, а сама даже не представилась! Ингвар говорит, у меня язык впереди разума бежит, через то вечно перед людьми конфуз претерпеваю. Меня Хеленой звать, а вас?

— Я Ниенна, некромансерка, а это Герда, она боевой маг и наполовину валькирия.

— Ой, как интересно! — с восторгом взвизгнула девочка. — А вы правда можете заставить скелетов из могил вылезти и трепака сплясать, будто пьяных дружек жениха на свадьбе?

Подруги так и покатились от хохота.

— Никогда не пробовала, но могу, наверное, — отсмеявшись, сказала Ниенна. — Только показать не проси, мы такими глупостями не занимаемся. Некромансеры поднимают мертвяков только по самой крайней нужде, для защиты живых. Упокоиваем кладбища намного чаще. У вас тут как с этим делом, спокойно?

— Не знаю, — Хелена призадумалась. — Наверное, да, я про ходячих умрунов не слышала ничего. Ведьмы есть, говорят, да только как их узнать? Хвосты из-под платьев они не показывают, а ежели и ворожат — то в избах, потихоньку. Ингвар говорит, ведьма непременно та, у кого язык поганый и вечно гадости за спиной говорит, но за язык ведь в яму с решетками не кидают…

— Не кидают, — согласилась Герда. — А Ингвар — это кто?

— Братец мой старший, он кольчужным мастером при слободе состоит. А Йохан — младший. С тех пор, как тятька с матушкой померли, болеет сильно, болтать не может. Только плачет и тянет «ээээээ», как козленок новорожденный. Местные говорят, проклятье на нем, да только лекарь осенью приезжал, смотрел на него, ничего злого не нашел…

Девочка доверчиво тараторила без умолку, не замечая, как переглядываются подруги. Герда слушала болтовню, и лицо ее потихоньку смягчалось. Сама ведь сирота, не понаслышке знает, каково это.

— Вы бы посмотрели на моего братика, госпожа некромансерка? — дрогнувшим голосом вдруг пискнула Хелена. — Вы-то, поди, проклятия знаете! Может, и снять сможете?

— Посмотрю, — поколебавшись, ответила Ниенна. — Снять сразу не обещаю, но, если на нем и вправду сильные злые чары, можно отвезти твоего братишку в Ахенбург. Там его целители с дипломом посмотрят, может, и придумают что-нибудь.

— Лучше бы у нас дома полечили, — вздохнула Хелена. — Ингвар не хочет уезжать, мы тут-то пару лет как осели, только из нужды вылезли. Работать-то в семье некому, кроме него…

— Решим этот вопрос, — коротко пресекла все дальнейшие препирания Ниенна и протянула девочке руку. — Лезь ко мне на седло, так быстрее до слободки доберемся.

*

Кузнечная слобода стояла неподалеку от болот, богатых рудой, но на высоком сухом пригорке. Топи тянулись на много верст на закат. С противоположной стороны село подпирали низенькие заснеженные горы, поросшие зелено-рыжим ковром из сосен, елей и лиственниц.

Само поселенье оказалось шумным и богатым. Только не слышно было коровьего мычания в хлеву, не гуляли по заснеженному двору куры, поджимая лапки, не бегали заросшие грязно-белым руном барашки. Зато отовсюду доносились стук и звон, гремели тележные колеса,