— В какой аэропорт? — спросила Александра. — В какойПариж?..

Филипп даже застонал:

— В город Париж. Знаешь такой? Или я должен спрятать твоюодежду, чтобы ты сидела в квартире голая?

Он бросал все свои дела в Москве, чтобы увезти и спасти ее,а она пожалуйста! — идет за хлебом.

Александра помолчала, оценивая ситуацию.

Что он мог знать о ее делах? А если что-то знает, то многоли? И почему он поднял панику?

Правда, вчерашний инцидент с машиной она помнила смутно.Вполне возможно, что машина предназначалась специально для нее, а не простоехала мимо… Тогда стоит послушаться. Вдруг ее караулят за дверью с кинжаломнаготове? Прислушавшись, она уловила слабые трели и не сразу поняла, что этотакое.

— Мобильный, Филипп, — сообразив, сказала она и сталарасшнуровывать ботинки.

Филипп ответил на звонок и сообщил ей, что Вешнепольский сМашей уже едут.

— А хлеба нет… — проворчала Александра, но Филипп таксверкнул на нее глазами, что она заткнулась и отправилась на кухню.

Через полчаса она сунула в духовку сметанный пирог с изюмоми постелила на стол четыре льняные салфетки.

— Позвони своей Ладе, — велел из-за газеты Филипп. — Пустьприезжает тоже.

— У нас что, общий сбор? — удивилась Александра.

— Да, — сказал он невозмутимо. — Общий сбор.

Почему ей даже в голову не пришло его ослушаться? И когда онуспел стать средоточием ее жизненных интересов? Пожалуй, в его компании онасогласна даже подметать парижские улицы. Но все-таки — что в нем такогоособенного?

Обычный, ничем не выдающийся мужик, с непонятной биографиейи раздражающим пристрастием к каналу «Евроспорт» и чтению газет за завтраком.Он не умел гасить за собой свет, постоянно терял ключи, кошельки и деньги. Уних не было никакой — смешно сказать! — духовной близости. Он не смотрел с нейпо телевизору старые фильмы, от души презирал детективы и был равнодушен ктому, что называют домашним уютом.

Никакой романтики, никакой утонченности. Зато чувства долга— в избытке. Может, в этом и дело?

Дверной звонок и телефон зазвонили одновременно. Филипппошел открывать, а Александра сняла трубку.

— Алло! — сказала она с Филипповой интонацией, но в трубкемолчали, и она, повопрошав еще немного, положила ее на место.

— Привет, Сашка, — сказал Иван. — Ну что? Это ты фильмецсмонтировала, которым Глебова утопили?

— Я, Вань, — сразу повинилась Александра. — Тыпредставляешь, я такая дура, даже не сразу все поняла.

— Могу тебя утешить, — сказал Иван, и в его голосе послышалосьчто-то от того, настоящего Ивана Вешнепольского, — я тоже поначалу ничего непонял. А Серега Быстров уже никогда не поймет.

Маша тревожно взглянула ему в лицо. Она уже знала: СерегаБыстров — его оператор и ближайший друг — погиб там, откуда Ивану как-тоудалось выбраться.

— Поговорим? — предложил Филипп. — Сварите кофе, дамы!

— Нас удалили и задвинули в угол, — констатировала Маша,когда за ними закрылась дверь.

— Сейчас Ладка приедет, велели вызвать, — сообщилаАлександра и спросила, понизив голос: — Ну как он, Мань?

— Да никак, — так же тихо ответила Маша. — Никак. Ничего нерассказывает. Все утро куда-то звонил. Как выбрался, тоже не говорит. Сказалтолько: «Выбрался потому, что не все люди сволочи».

— И то хорошо, — задумчиво сказала Александра, — как быиначе жить…

— Утром он что-то узнал про твоего мужа, — сказала Маша,оглядываясь на дверь. — Даже повеселел.

— Ничего плохого? — осторожно спросила Александра.

— Да говорю же, нет! Наоборот, улыбнулся, в первый раз,наверное…

— Мань, как ты думаешь, он отойдет?

— Должен отойти! — твердо сказала Маша. — Я тогда пропаду, аон, сама понимаешь, этого допустить никак не может. Хотя, конечно, забудетсяэто не скоро. И Быстров… — Маша горестно махнула рукой и отвернулась.

Затрезвонил дверной звонок. Филипп моментально выскочил исказал Александре:

— К двери не подходи!

— Да это же Ладка! — возмутилась Александра.

— Кто бы ни был, — отрезал Филипп. Лада влетела в квартиру изаорала с порога:

— Что за спешка?! Должно быть у человека право на личнуюжизнь или нет? Что такое опять произошло?!

— М-м-м… — протянула Маша. — Похоже, кажется, Васятка вышелиз большевистского подполья…

— А что? — спросил Филипп в коридоре. — Васятка опять брошенв постели один?

— Вот именно! — торжественно подтвердила Лада. — Все мужикислетелись к родным очагам, как божьи пташки. А, Мань? Верно я говорю?

— Не шуми, — попросила Маша. — У них военный совет. Проходии садись. Все равно раньше, чем они посовещаются, к Васятке ты не уедешь.

— Кофе, сигарету и булку! — потребовала Лада и села,скрестив совершенные ноги, обтянутые джинсами. — Сейчас умру от голода.Сексуальный марафон длиной в двенадцать часов забрал у меня остатки сил!

— Что-то не похоже, — пробормотала Александра, но кофеналила, поставила пепельницу, а булку не дала — велела ждать пирога.

— Ну, приступай! — разрешила Маша, видя, что Ладка черезминуту лопнет, как мыльный пузырь, если немедленно не поделится новостями. —Излагай. Все равно ждать.

Они обсудили все, что интересовало их в данный момент, исъели полпирога, когда из комнаты, что-то еще договаривая, вышли Иван и Филипп.

— Вот что мы хотим сказать вам, дамы, — с ходу начал Филипп,когда все трое повернулись к нему. — Вы блестяще провели всю партию. Честноеслово. Но на этом нужно остановиться.

— Что значит — провели всю партию? — спросила Александра. —Какую партию?

— Саш, — сказал Иван и сел на свободную табуретку, котораяпод ним скрипнула, — на той кассете, которую ты у себя нашла, была оченькороткая, по-моему минуты на три — три с половиной, шпионская съемкаглебовского зама и еще трех гавриков, которым Глебов мешал. На дискете — копиидокументов, которые предполагалось передать в Генеральную прокуратуру.Компромат.

— Что за гаврики? — перебила Лада.

— Это не имеет никакого значения, — терпеливо ответил Иван.— Эти ребята — совсем не нашего уровня, и не нам наставлять их на путьистинный. Я сумел передать Мане записку, смысл которой сводился к следующему:если мои документы — ну, кассета с дискетой — помогут Глебову удержаться наработе, я останусь в живых. Его отставка была совсем не нужна тем, у кого яоказался. Я был уверен, что они-то точно меня пристрелят, но вышло наоборот…