18 октября 1854 г.

Андрей Митин

Осколочно-фугасный снаряд, выпущенный из пушки Канэ, проломил опер-дек и наполнил пространство батарейной палубы вихрем раскаленных осколков. Большая их часть пропала зря – впились в дерево бимсов, бортов, палубного настила; другие рвали живую плоть, и лишь немногие прошили деревянные ящики, полные полотняных мешочков – пороховых картузов, заранее поданных к орудиям. Но и этого вполне хватило. Все вокруг мгновенно заволокло удушающим огненным вихрем, через пушечные порты наружу выхлестнуло пламя. Рев пламени заглушил вопли заживо сгоравших моряков, уцелевшие прыгали в море, не пытаясь бороться с пожаром. Три залпа, один за другим, превратили корпус «Санс-Парейля» от гальюнной фигуры и до самой грот-мачты в гору дров. Но линкор, как ни странно, не получил ни одной подводной пробоины и держался на воде, великанским факелом озаряя гавань. А пушки Канэ продолжали крушить несчастный корабль – Зарин буквально выполнял приказ «обеспечить гарантированное уничтожение груза». Возле бортов «Алмаза» то и дело вырастали всплески: тридцатидвухфунтовки с верхних деков «Аретьюзы» и «Сидона» пристрелялись по крейсеру, и теперь ядра нет-нет да и попадали в стальной борт. Некоторые проламывали тонкий металл и влетали внутрь, не нанося серьезных повреждений, остальные отскакивали, оставляя глубокие вмятины и выбитые на стыках листов обшивки заклепки.

– Руль право! – скомандовал Бутаков. – Перенести огонь на «Аретьюзу»! Андрей Геннадьич, дайте радио на «Морской бык», пусть займутся вторым…

«А Бутаков-то, каков красавчик! – отметил про себя Андрей, вытаскивая из кармана рацию. – И когда это успел, как освоился с новой терминологией? А ведь месяц назад не то что о радиосвязи – об электрическом фонарике понятия не имел…»

– Есть, Григорий Иваныч, «Морской бык» передает: «Выполняю».

– Отлично, господа! – Бутаков потер ладони. – Сейчас Авив Михайлович им даст прикурить…

* * *

В иное время «Владимир» не смог бы на равных драться с «Аретьюзой»; полсотни тяжелых орудий гарантировали парусному фрегату чистую победу в артиллерийской дуэли. Но сейчас прожектора слепили глаза британских канониров, «Максимы» стервенели, выкашивая расчеты, семидесятипятимиллиметровые снаряды, как бумагу, прошивали борта и рвались в тесном межпалубном пространстве. Бомбические орудия пароходофрегата успели сделать всего два залпа, и Бутаков, оценив нанесенные повреждения, скомандовал перенести огонь на линейный «Венженс», с которого до сих пор не прозвучало ни одного выстрела. За кормой гибнущей «Аретьюзы» пытался развернуться «Сидон», но это у него не очень-то получалось – сначала пушки Лендера, стреляя в упор, разворотили шканцы, а потом стальной форштевень бывшего турецкого угольщика сокрушил кожух правого колеса. Потерявший ход, лишившийся почти всех офицеров, «Сидон» выкинул белый флаг, но и это не помогло англичанам – идущая в кильватере «Морского быка» «Одесса» безжалостно хлестала беспомощный фрегат пулеметными очередями.

* * *

Эскадра Бутакова ворвалась в гавань сразу после того, как ее покинули остатки минной дивизии. Последним в открытое море убрался «Баньши», подбиравший команды брандеров, потопленных катеров и разбитых минных таранов. В бухте к тому времени творился сущий ад – то там, то здесь пылали и тонули корабли; скопище транспортов возле пирсов превратилось в один гигантский костер. Английские паровые суда, успевшие дать ход, одно за другим вытягивались к входу в бухту, попутно стреляя по всему, что двигалось на поверхности, – по большей части по своим же шлюпкам. Ни о каком упорядоченном сопротивлении речи уже не было, а потому Истомин, посоветовавшись с Бутаковым, скомандовал: «Вперед!»

Контр-адмирал держал вымпел на «Адаманте» – он по достоинству оценил возможности, предоставляемые средствами связи и наблюдения «потомков». Оттуда флотоводец видел все, что творилось в бухте, намного лучше, чем непосредственные участники событий, – «Горизонт» исправно гнал картинку в оборудованный на ПСКР центр управления боем.

* * *

«Отряд ночного боя» атаковал двумя кильватерными колоннами. Первую вел «Владимир», вторую – «Морской бык». «Алмаз» двигался на траверзе флагмана, длинные стволы его орудий с пугающей частотой выбрасывали полотнища огня. Чуть позже к канонаде присоединились скорострельные пушки «Владимира» и «Морского быка», затем загрохотала и гладкоствольная артиллерия пароходофрегатов. Прожектора нашаривали цели, ослепляя британских канониров, кое-как пытавшихся отвечать на огонь; оставшийся позади «Адамант» водил лучом по береговым батареям, готовясь, если какая-нибудь из них оживет, обработать цель из своей ужасной скорострелки. Но турецкие батареи этой ночью, похоже, держали нейтралитет. А может, просто не могли разобрать, в кого стрелять в этом хаосе.

«Алмаз» снова ударил бортовым залпом – на этот раз по неопознанному то ли турецкому, то ли египетскому двухдечному кораблю, так и не снявшемуся с бочки. После этого на крейсере переложили руль, и «Алмаз» стал описывать циркуляцию по направлению к выходу из гавани. Прожектор прочертил дугу по берегу, стенам крепости и поднялся вертикально в небо.

– Истомин передает! – крикнул Андрей, прижимая рукой наушник. – «Эскадре отходить на ост!»

– Право на борт! – тут же отреагировал Бутаков. – Сигнал по эскадре – «поворот последовательно, держать восемь узлов». И добавил, обращаясь к Андрею:

– Что ж, голубчик, Павел Степаныч получил при Альме свой Трафальгар, а мы тут, пожалуй, устроили просвещенным мореплавателям не меньше чем Чесму!

Андрей обвел взглядом затянутую сплошными пожарами бухту, кивнул и усмехнулся:

– Господин Айвазовский сейчас, кажется, на «Морском быке»? «Чесменский бой» он, кажется, написал в сорок восьмом? Вот и сюжет для нового грандиозного полотна, и в натуре, а не с чьих-то слов! «Вторая Чесма» – это звучит гордо, не так ли, Григорий Иваныч?

V

Гидроплан М-5, бортовой номер 37.

19 сентября 1854 г.

Реймонд фон Эссен

– Готово! – проорал Корнилович, запихивая за пазуху видеокамеру. – Можно возвращаться!

Мичман напросился лететь с Эссеном наблюдателем – уж очень хотелось своими глазами посмотреть с воздуха на последствия «Второй Чесмы», как с легкой руки Бутакова стали называть вчерашнюю баталию.

А посмотреть было на что. С момента, когда прозвучал завершающий выстрел вчерашней баталии, прошло более полусуток, поднявшийся с утра зюйд-ост гнал на крепость и ее окрестности сплошную черную пелену дыма. В бухте догорали корабли; то тут, то там из воды торчали мачты, некоторые суда затонули на мелководье, и над водой кое-где виднелись обугленные палубы. Огонь, охвативший транспорта, перекинулся на пирсы и пошел дальше, волнами, пожирая склады воинского имущества. Там горело и сейчас: в дыму мелькали люди с баграми, ведрами, телеги-водовозки, распоряжающиеся офицеры. Из оживленного воинского лагеря Варна превратилась в апокалиптический пейзаж, над которым победно ревело пламя.