– Сколько насчитал? – крикнул Эссен, склонившись к плечу напарника.

– Десятка два только больших! А сколько мелочи догорает – бог весть! Целых, почитай, не осталось, дали прикурить островитянам!

Лейтенант кивнул и развернул аппарат. Судя по всему, дело можно считать сделанным, повторного визита в гавань не требуется. Соблазнительно, конечно, высадить десант и уничтожить уцелевшие склады, цейхгаузы, воинские магазины… Но, увы, это утопия: сводные отряды моряков, даже вооруженных магазинными винтовками и автоматами «потомков», не смогут противостоять силам англичан. А полноценной бомбардировки с моря не получится: за прошедшие сутки «Алмаз» расстрелял три четверти осколочно-фугасных снарядов и почти все шрапнели.

Победа далась дорогой ценой. Из шести минных катеров назад вернулись три. Потеряна треть минных таранов; часть моряков сумели выгрести на шлюпках, и их подобрали вместе с командами брандеров. В минной дивизии убыль ранеными, убитыми, пропавшими без вести составила примерно четверть от первоначального состава. Не хотелось думать о судьбе тех, кто попал в плен, – разъяренные англичане и турки вряд ли вспомнят о гуманизме.

Эскадре тоже досталось. Три пексановские бомбы, одна за другой разорвавшиеся на полубаке «Алмаза», вызвали пожар. «Громоносец» лишился грот-мачты и потерял пятерых убитыми. «Морской бык», таранивший «Сидон», свернул набок форштевень, и теперь аварийные команды выбивались из сил, пытаясь заделать пробоину в левой скуле. Сгорела, столкнувшись с корветом «Уосп», героическая «Одесса». На кораблях потери составили одиннадцать убитых и двадцать два раненых, но это не шло ни в какое сравнение с потерями неприятеля.

Аппарат, стрекоча мотором, летел на зюйд на высоте примерно семисот метров. Позади расплывалась дымная клякса пожарища; впереди, на черноморской глади, выстроились ровные колонны русского крейсерского отряда.

* * *

Кран-балка подхватила «тридцать седьмую» с поверхности моря, аппарат описал дугу и повис в двух футах над настилом бакового флайдека. Распоряжающийся работами кондуктор махнул рукой, гидроплан мягко опустился на кильблоки тележки, матросы приподняли хвост, налегли на плоскости и под дружное «раз-два-взяли!» закатили аппарат в ангар.

Фон Эссен одобрительно кивнул подлетевшему с рапортом матросику и повернулся к Корниловичу.

– Так что, Жора, решил?

– Да, Реймонд Федорыч. Я с вами. Остаются Марченко, Энгельмейер, князинька… Да разве только они? Кобылин с Рубахиным всерьез собрались здесь аэроплан изобретать – тоже мне, братья Уилбур и Орвилл! А мне вот хочется хоть одним глазком посмотреть на аппараты, которые быстрее звука летают и до Луны добрались…

Эссен усмехнулся – мичман Корнилович даже в среде авиаторов слыл ярым поклонником технического прогресса.

– Так ты веришь, что они нас отошлют домой из своего двадцать первого века?

– Верю, представь себе. А еще, знаешь, во что я верю? Что они нас домой не с пустыми руками отошлют!

– Во-он ты о чем… – протянул Эссен. – Мечтаешь повоевать с германцами на аппарате «потомков»?

– А почему бы и нет? – пожал плечами мичман. – Здесь мы уже повоевали с паровыми фрегатами на гидропланах. Так почему бы не схлестнуться с «Альбатросами» и «Таубе», сидя за штурвалом чего-то совсем уж невиданного?

– Мечтатель ты, Жора, – покачал головой лейтенант. – Как бы нам против своих не пришлось сражаться. Помнишь небось, что Велесов рассказывал про Гражданскую войну? А ведь она всего через год грянет, в семнадцатом…

– Бог не выдаст, свинья не съест, Реймонд Федорыч. Надо будет – и на Гражданской повоюем. Хотя, по мне, так уж лучше с германцами или англичанами. Воля ваша, а меня что-то не тянет стрелять в русских людей…

I

Пароход «Улисс».

25 октября 1854 г.

Капитан-лейтенант Белых

– Я, кирие, хочу помочь болгарам. Есть у них такие, кто готов подняться. Момент уж очень подходящий, османов крепко побили. И при Синопе побили, и в Крыму, и в Закавказье. А как поднимутся – нужно будет оружие, вот я и стану возить его на «Улиссе».

Белых кивнул. Он внимательно изучил подборку материалов, сделанных для него Велесовым. Действительно, Крымская война вполне могла подстегнуть болгар в их борьбе с Османской Империей, и лишь поражение России притушило искры народного возмущения, едва-едва тлевшие на Балканах. Но здесь – в этой реальности, как говорят Андрей и Велесов, – ситуация развивается с точностью до наоборот. Османы унижены, их лучшие войска погибли в Крыму, европейские союзники Оттоманской Порты разбиты вдребезги. Самое время хорошенько раскачать лодку турецкого владычества!

Были, правда, и некоторые сомнения:

– Я вот чего не понимаю, дядя Спиро. Этот самый Стоян – то есть прости, Цани Калянджи – он же выступал против греков-фанариотов, подбивает болгарскую церковь разругаться с константинопольским патриархом, разве нет? Вот и Петр Калянджи, Ванькин брательник, греческие книги жег, а они ведь церковные, православные! Как же ты, грек, собираешься им помогать?

– Верно говоришь, кирие, между греками и болгарами не все ладно. Но ведь в Одессе мы мирно соседствуем? На одной улице и болгары, и греки живут, в один храм ходят, в православный. Нам бы только османов сбросить, а там договоримся как-нибудь. Не басурмане же!

Капитан-лейтенант усмехнулся – так чтобы не заметил собеседник, – но смолчал. Не говорить же старику, что всего через шесть десятков лет Болгария будет воевать сначала с Грецией, а потом и с Россией? Стоп, одернул себя Белых, все время забываю: то, что случилось у нас, здесь может и не повториться. Иной итог Крымской войны неизбежно перевернет – уже перевернул! – всю европейскую политику и, уж конечно, изменит расклад сил на Балканах. Ведь русские войска в Валахии не остановятся. Может, и не придется ждать, когда Любен Каравелов, Васил Левски и Христо Ботев создадут революционную организацию и перейдут, по примеру русских народников, к террору против турецких властей? Что мешает ускорить этот процесс через того же Стояна Калянджи, не дожидаясь, когда турецкие власти переселят в Болгарию черкесских башибузуков, а те зальют эту страну православной кровью и доведут-таки народ до восстания?

– Так ты нам поможешь? – осторожно поинтересовался Капитанаки. – Тюрморез готов с нами идти, казачки его тоже. На «Улиссе» каждый рвется с османами воевать! Только твоего слова ждут…

– Давай не будем торопиться, дядя Спиро, хорошо? – ответил спецназовец. – Вот придем в Севастополь – хорошенько все обмозгуем и решим, что делать. Да ты не волнуйся, никто у тебя «Улисс» не отберет и с турками воевать не запретит, – поспешно добавил он, увидев, как насторожился старик. – Просто по уму все надо делать. В Крыму много чего изменилось: французы подняли мятеж, отреклись от своего императора и готовы принести присягу принцу Наполеону. Теперь хотят плыть в Марсель, сажать его на престол. А значит, французская эскадра вместе с русской пойдет к Проливам – чтобы турки какой пакости не подстроили. Вот ты с ними и отправляйся, там большие дела будут делаться. А в Севастополе починишься, с нужными людьми знакомство сведешь. Куда торопиться?