они были глубоко привержены политическим реформам и рассматривали созыв Генеральных штатов как средство преобразования французской монархии в более современный и эгалитарный способ управления. Во многом "Общество тридцати" было предшественником "Фельянов", которые сформировались в июле 1791 г. для защиты монархии от набирающих силу сторонников республики. Выборы депутатов в новое Законодательное собрание, организованное после принятия конституции в сентябре 1791 г., заменили многих дворянских реформаторов представителями среднего класса, в частности, юристами.

Многие из этих новых членов, тем не менее, разделяли политические убеждения и интеллектуальную ориентацию дворянских реформаторов, покинувших собрание. Среди них была видная когорта из Жиронды, отсюда и название их фракции. Приверженцы разума, логики и обещания

 

Жирондисты были основными носителями идей Просвещения в собрании. Они были убежденными демократами, но при этом считали, что многие граждане Франции еще не готовы воспользоваться правом голоса. По их мнению, неравенство в богатстве, талантах и образовании, существовавшее в то время во французском обществе, требовало политического руководства со стороны элиты - несомненно, элиты широкого профиля, но элиты, которая, по общему мнению, должна была создать подлинно демократическое общество. Их приверженность разуму и науке также предрасполагала к созданию конституционных форм, призванных примирить несовершенство текущего момента с великим видением будущего Франции. Они желали - и в определенной степени возлагали надежды - на сотрудничество с реформированной монархией, которая, как оказалось, уже приняла современные представления об экспертизе как руководящем принципе государственного управления. В этом вопросе они были близки к предшествующим им дворянским реформаторам. Однако их больше интересовала инструментальная польза монархии, основанной на сотрудничестве, чем святость этого института. По этим причинам жирондисты построили первую конституцию вокруг монархии, и, когда король отказался сотрудничать, он привел жирондистов к краху.

Жирондисты попытались разделить две траектории, которые двигались в диаметрально противоположных направлениях. С одной стороны, монархия все больше не желала играть роль, которая быстро превращалась в головную в режиме, стремительно разрушающем церковь и подрывающем статус помещичьего дворянства. Становилось все более очевидным, что в случае исчезновения этих исторических опор короны долгосрочные перспективы монархии будут безрадостными. С другой стороны, обещания, которые революция давала народу, приобретали все более милленаристский характер. В народном воображении отмена феодальных повинностей превращалась в бесплатную аренду земли, провозглашение социального

 

Декларация прав человека и гражданина, этот великолепный продукт принципов и верований эпохи Просвещения, в некотором смысле сделала невозможной свою реализацию в реальности, поскольку требования населения, вытекающие из буквального прочтения ее семнадцати статей, наталкивались на жесткие факты, такие как сложившаяся организация общества и экономики. По мере того как народное восстание становилось обыденностью, многие депутаты были вынуждены приспосабливать государственную политику к народным требованиям, что часто нарушало либеральные принципы, такие как верховенство закона, нерегулируемая экономика, свобода слова и права частной собственности. Жирондисты оказались втянутыми в огромное противоречие, которое было политической и социальной реальностью революционной Франции. Они хотели бы медленно, но неуклонно приводить эту реальность в соответствие со своим утопическим видением национальных возможностей, но они не могли выиграть время, которое потребуется для этого процесса.

Хотя жирондисты были частично ответственны за создание этой проблемы, их судьба была предрешена, когда якобинцы сделали требования народа основой своих притязаний на политическую власть. Якобинский клуб, получивший свое название от старого монастыря, в котором проходили его заседания, был организован после переезда короля и собрания из Версаля в Париж и произошел от Общества друзей конституции. Якобинцы приглашали публику в свой клуб, где она могла участвовать в дискуссиях и дебатах наравне с депутатами. Их оппоненты, Клуб 1789 года (в некотором роде один из предшественников жирондистов), организовывал эксклюзивные ужины и завтраки, на которых его члены, многие из которых были знатными реформаторами, деликатно обсуждали важные вопросы современности. Для Клуба 1789 года главными угрозами успеху революции были социальная анархия и надвигающееся банкротство государства. Якобинцы, в свою очередь, рассматривали своих соперников как элитарных манипуляторов и подозревали их в сознательном или бессознательном пособничестве возвращению королевского абсолютизма. Поскольку король назначал многих своих министров из числа членов "Клуба 1789 года", у якобинцев было более чем достаточно косвенных доказательств, чтобы подогревать эти подозрения. Хотя Клуб 1789 года действительно был озабочен прагматическими проблемами управления, он также стремился к созданию современной, динамичной французской нации. Якобинцы же стремились к подчинению государства воле народа и материальному воплощению абстрактных принципов революции. В теории эти цели не были несовместимыми, но в реальности они указывали на противоположные концы земли.

В отличие от Клуба 1789 г., якобинцы вели свои дела открыто, что способствовало превращению их клуба в школу обучения граждан политическим добродетелям и морали. В августе 1790 г. в Якобинском клубе состояло более 200 депутатов и еще тысяча членов из числа парижских граждан. На тот момент 152 клуба в провинциях поддерживали связь с парижским родителем. Через 12 месяцев их было уже более 900. До тех пор, пока монархия сохраняла свою политическую значимость, членство в якобинском клубе развивалось более или менее синхронно с изменением отношения к королю. Например, после неудачной попытки Людовика XVI и его семьи захватить Париж в июне 1791 г. возникло несколько фракций якобинцев. Доминирующая из них по-прежнему придерживалась идеи построения конституционной монархии, несмотря на явное и сильное недовольство короля этим устройством. Другая группа поддерживала свержение Людовика XVI, но сохранила бы монархию, заменив Людовика герцогом Орлеанским Луи Филиппом. На другом конце спектра находились радикальные демократы, которые предлагали отменить монархию и создать вместо нее республику. Фракция Робеспьера уже создавала популистскую базу власти внутри Парижа, но хотела сохранить клуб как трибуну для своего лидера. Осуждая короля и требуя его суда над собранием, они колебались в вопросе о монархии, не призывая к ее сохранению и не поддерживая ее упразднение. Затем все эти группы, кроме первой, присоединились к принятию резолюции, требующей суда над королем перед вновь избранным Национальным конвентом. Конституционные монархисты, выступавшие за сохранение Людовика XVI, впоследствии вышли из состава клуба.

Места в Национальном собрании в первую очередь делились на три секции в зависимости от политических симпатий депутатов. Слева, на скамьях, расположенных высоко у стены палаты, сидели якобинцы, которых теперь часто называли "горой"; депутаты, сидевшие в этой секции, стали, таким образом, "монтаньярами". Крайние справа - жирондисты, которые с некоторой неохотой заняли места, освободившиеся у тех, кто питал роялистские симпатии. Между жирондистами и якобинцами, как с точки зрения морали, так и физически, находились депутаты Равнины; это были умеренные, которые в совокупности обеспечивали баланс сил. Таким образом, в публичных галереях, почти всегда заполненных простыми жителями Парижа, можно было легко определить