Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — прошептала мама и бросилась ко мне, схватив за руки, — не отпущу тебя. Пусть хоть весь мир летит в бездну, я не могу позволить своему ребёнку…
— Агния, — тихо произнёс отец и положил руку ей на плечо, и она медленно обернулась к мужу. — Они справятся. Верь в них.
Хотя голос отца звучал уверенно, в нём чувствовался страх и волнение. Ллайд Снежный — Владыка Льда, Палач, как его называли раньше, боялся за свою единственную дочь. Он умел принимать сложные и порой жестокие решения, и сейчас, как бы больно ему не было, он знал неотвратимость беды, надвигающейся на нас из Тёмного леса. Если ещё четыре месяца назад он готов был сделать всё, чтобы укрыть меня, когда грядущее зло было эфемерно, его можно было обойти, перехитрить… По крайней мере, так мы думали. Сейчас же оно пробудилось, и у нас нет другого выхода, кроме как отразить его.
Руки мамы медленно разжались, и она отступила, тут же попав в объятия мужа и пряча у него на плече свои эмоции. Аликсия неотрывно смотрела на сына, будто пытаясь запомнить его таким, какой он сейчас — великолепный, умный, идеальный сын. Она готова была молить его отступить, но слова застряли у неё в горле, задержанные вбитыми в детства чувством долга и колоссальной ответственностью, лежащей на них с мужем.
— Не теряйте больше времени, и мы не будем. Отправимся в эльфийские земли, — заключил Ардаан, и лишь на последних словах его голос завибрировал, выдавая заглушаемые чувства.
Мне хотелось попросить у них прощения. Извиниться за то, что тогда осмелилась ступить в императорский парк, сбежав с экскурсии, чтобы увидеться с Даартом. Тогда и сейчас в моей душе пылала влюблённость, и я бы сама отодвинула от него угрозу, но теперь я понимаю, что одна не справлюсь, да и принц меня не отпустит, будет защищать. Я его понимала: чем мучиться от неизвестности за жизнь возлюбленной, лучше быть рядом и в нужный момент подстраховать.
Впрочем…
Я обернулась к Даарту, но произнести ничего не успела. Глаза расширились от пронзившей меня боли, я вскрикнула и выгнулась, упав на руки Даарта. Что-то тёмное из глубины моей души охватывало разум, опутывало мохнатыми паучьими лапами, пытаясь затянуть в меня паутину — такую же тёмную, как и он сам. Она убаюкивала меня, лишая разума, пытаясь сделать из меня уже не человека, а пищу для себя, для своих жутких помыслов.
— Её глаза… они полностью чёрные, — прошептал Даарт и затряс меня. — Аврора! Ты меня слышишь?!
— Она не слышит, — сказал кто-то моими губами, голосом, удивительно похожим на мой, но сейчас звучащим низко, утробно, пугающе. — Она охвачена тьмой. И так будет с каждым жителем этого мира. Когда-то вы посмели оросить кровью святую землю, пролить на неё зло и ненависть. Брат пошёл против брата, эльф против дракона, гном против человека… Ваша кровь и злоба уничтожила прежде плодородный край. Из отвращения и родился я. Вы даже не пытались спасти всё живое, что когда-то обитало там, оно умирало и перерождалось в новые виды в муках и ужасе. Теперь вы познаете всю боль, что причинили этому миру.
Каждое слово паука сочилось ядом, прожигало мою душу. Я начала уплывать всё быстрее в это тёмное забытьё. Он прав. Он прав в том, что люди не должны воевать! Проливать кровь — это последнее, что нам следует делать, но как же объяснить это призракам прошлого? Тем, кто отдал свою жизнь по чьему-то приказу. Бессмысленная, изматывающая война, в которую были втянуты все расы этого мира. И уже не упомнить, кто её начал.
— Драконы изменились, — услышала я голос Даарта. — Мы не вступаем в войны, мы не посягаем на суверенитет других королевств, и если отражаем атаки — делаем это с меньшими потерями. Ты слишком поздно пробудился и не тем читаешь проповеди, арахнид.
Что-то внутри меня рассмеялось — гогочуще, весело, содрогая всё моё тело. Это помогло мне удержаться в сознании, цепляясь за обрывочные фразы Даарта, вновь и вновь воспроизводя его голос в своей голове.
Мы не должны нести ответственность за наших предков. На ошибках учатся, мы учли ошибки прошлого и больше их не повторим.
Я помогу очистить Тёмный лес! В нём больше не будет места злобе, ненависти и отвращению, он станет таким же светлым, как и его собрат рядом — эльфийский.
Я бы сделала это, приложила все силы, но сейчас мне слишком тяжело удерживать светлый огонёк внутри меня. На него нападает паучьими лапами тьма вокруг, окружая, давя своей силой, не позволяя сделать и вдоха.
«Очистишь? — внезапно раздался в моей голове голос арахнида. — Ты? Пустые обещания! У тебя было достаточно времени для этого. Многие тысячи лет».
Но мне всего двадцать… И этот лес слишком тёмный, чтобы пытаться его очистить, слишком пугающий. Как же часто страх мешает нам совершать добрые дела!
В темноте становится так тепло, уютно, что хочется заснуть, прикрыв глаза и слушая жуткую колыбельную.
— Аврора! Не смей покидать меня! Ты меня слышишь?!
Голос Даарта ворвался в сознание, отгоняя паучьи лапы от светлячка внутри меня, и я глубоко вздохнула, на мгновение очнувшись от этого тёмного кошмара. Увидела перепуганное лицо Даарта, и почувствовала, как лапы существа вновь забирают меня в свою берлогу.
— Даже не пытайся, принц. Она моя. До её души я могу дотянуться даже на расстоянии — светлая, сладкая… Она прибавит мне сил для новых жертв в эльфийском лесу. Она та, на ком я хорошо потренируюсь забирать душу и извращать её, превращая в тёмных созданий, кем и является ваш род глубоко внутри. Вы не можете без злобы и кровопролития.
Можем, ещё как можем! Но спорить сил нет, очень хочется спать. И что он там сказал? Моя душа — светлая? Значит, все мои сомнения, что я — будущее зло, не оправданы? Как же хорошо от этой мысли, тогда у меня есть силы бороться. Бороться с тьмой вокруг.
Чувствовала, как руки Даарта сжимаются на моих плечах. Где-то на фоне плакала мама, но всё это так далеко, так не трогает. Хотя вот, пожалуй, к эмоциям Даарта хочется тянуться, хочется запечатлеть их в воспалённом сознании, охваченном бесконечной горячкой.
—