«Ерунда, — подумал Федор, — тут ничего такого не случится.Немцы прагматичны, ценят порядок и комфорт, устали от войны и вряд ли увлекутсяидеями разрушения».

Он вдруг затылком почувствовал пристальный взгляд.

— Сиди, не крутись, — прошептал князь.

Но Федор все-таки обернулся. Через стол от них сиделнеприметный худощавый мужчина средних лет, с обритым, как у князя, черепом, ввоенном кителе без знаков отличия. На Федора он не смотрел, читал газету.

— Смирно сиди, я сказал! — князь через плечо Федора тяжелоуставился на незнакомца.

Подошел официант, Федор заказал кофе. Нижерадзе застыл, недвигался, не моргал. Выпученные глаза налились кровью. Кончики усов заметнодрожали. Через пару минут мужчина в кителе, скрючившись, держась за живот,пробежал через зал и скрылся за дверью туалета.

Князь расслабленно откинулся на спинку стула, закурил исказал:

— Теперь долго будет там сидеть. Кофе пей спокойно.

— Но как? Почему? Кто он? — спросил Федор.

— Я его давно приметил, еще на набережной, — князьприщурился, пошевелил усами. — А ты поздновато почуял слежку, так нельзя,дорогой. Надо быть внимательней.

— Что вы с ним сделали?

— Расстройство желудка.

— Каким образом? Неужели только взглядом?

— Ты сам видел, я к нему не прикасался, ничего в стакан емуне сыпал. Это фокус совсем маленький, простенький, — он глубоко затянулся,выпустил клуб дыма и пробормотал чуть слышно: — Калечить — не лечить, ломать —не строить.

Федор машинально выпил жидкий кофе, расплатился за себя и закнязя. Они покинули кафе, а незнакомец так и не вышел из туалета.

Вуду-Шамбальск, 2007

Единственным помещением, где ремонт был полностью закончен,оказалась комната-сейф, хранилище самых ценных артефактов. К нему вела отдельнаялестница в другом конце коридора, за маленькой железной дверью. По лестницеспустились вниз, довольно глубоко.

— Тут подземелье огромное, несколько уровней, — объяснилаОрлик, — туннель вырыли до самых раскопок. Система вентиляции пока не налажена.Душно и очень холодно.

Дверь в хранилище была толщиной в полметра, обшита с обеихсторон сталью. Орлик вытащила из кармана электронную карточку, раздался тихийписк. Синеватый свет осветил просторное помещение. Две стены состояли из рядовсейфов разных размеров. Был еще шкаф, два стола, большой, цинковый, ималенький, письменный, возле него круглая крутящаяся табуретка. Орлик досталаиз шкафа упаковку с белыми тканевыми перчатками.

— Герман Ефремович намерен сделать тут отдельнуюлабораторию, чтобы ценные артефакты вообще не выносились на поверхность дляисследований. Но больше получаса тут находиться невозможно, воздуха не хватает,— Орлик открыла дверцу центрального сейфа, — вот он, красавец.

Череп лежал в большой серебряной шкатулке, изнутри обшитойбархатом. Когда Орлик сняла крышку, из шкатулки полилось слабое свечение. Онапоставила шкатулку на цинковый стол, свечение усилилось.

— Он так хитро преломляет свет, притягивает, вбирает его. В темноте,конечно, не светится.

— Сколько ему лет? — спросил Дима.

— Никто не знает. Это кварц. Определить возрастнеорганических материалов невозможно, даже при помощи самого совершенного насегодня радиоуглеродного метода. Но судя по органическим остаткам в слоегрунта, где он хранился, ему не менее четырехсот лет.

— Значит, это не современная подделка?

— Ну, если учесть, что первый из найденных череповдатируется примерно третьим тысячелетием до нашей эры, то этого юношу можноназвать подделкой. Хотя, извините, он девушка. С ним уже поработал антрополог,воссоздал лицо. Оно женское, европейского типа. Я потом вам покажу.

Стенки шкатулки раскладывались в четыре стороны. Черепоткрылся целиком. Он был идеально гладкий и прозрачный, с высоким лбом, аккуратнымокруглым затылком, огромными овальными глазницами. Нижняя челюсть крепиласьзолотыми шарнирами.

Несколько секунд молчали, разглядывали череп. Его нельзябыло назвать красивым, но он властно притягивал взгляд, хотелось рассмотреть,что там, внутри. Прозрачные слоистые выпуклости, изгибы, замысловатыепереплетения лучей, просветов, отражений создавали иллюзию лабиринта,внутренней бесконечности. Орлик включила фонарь и направила луч в глазницы. Онивспыхнули, наполнились светом, и мощный фонарный луч показался тусклым на фонеих свечения.

— Соня, вы что-нибудь чувствуете? — спросила Орлик.

— Ничего особенного. Душно и холодно.

— А вы, Дима?

— Знаете, мне очень хотелось бы испытать нечтонеобыкновенное рядом с этой загадочной штукой, но, к сожалению, мне тоже душнои холодно.

— Спасибо. Я рада, — Орлик улыбнулась, — а то я думала, чтоя одна такая тупая и бесчувственная. Йоруба устроил целое представление. Наделстаринный национальный костюм, совершал какие-то пассы, обменивался с черепомэнергией, уверял, что весь наполняется магической силой, ощущает таинственныевибрации.

— А Кольт? — спросила Соня.

— Сначала ужасно возбудился, принялся подсчитывать, сколькоэто чудо может стоить, потом чуть не потерял сознание. У него закружиласьголова. Наверное, от духоты, — Орлик выключила фонарь. — Посмотрите в глазницы.Если вдруг станет неприятно, лучше сразу отойти. Ну, что вы видите?

Соня приблизила лицо к черепу, закрылась ладонями, какшорами, и медленно произнесла:

— Ворсинки бархата. Пыль. Клещики дерматофаги птеронусинус.

— Что, прости? — Дима снял очки и потер переносицу.

— Домашние клещи, они крошечные, меньше миллиметра. Очень сильноеувеличение. Это даже не лупа, это настоящий микроскоп.

Орлик тихо засмеялась.

— Йоруба уверял, будто череп явил ему сверхразумныхинопланетных существ. Оказывается, это всего лишь домашние клещи. Я их вообщене увидела. Наверное, дело в остроте зрения.

— Да, я тоже никаких дерматофагов не вижу, — сказал Дима.

— Немножко измени угол, — посоветовала Соня.

— Бесполезно. Не вижу, — Дима отошел от стола. — Ты уверена,что это клещи? Вдруг правда инопланетяне? Йорубе череп их явил, тебе явил, анам с Еленой Алексеевной не хочет.

— Ладно, давайте вытащим его из шкатулки, — сказала Соня, —домашние клещи ужасная гадость. Мы ими дышим, они попадают на слизистую, вбронхи.