Градусник показал сорок два и три.

— Он так чудесно себя чувствовал! — крикнула Крупская изакрыла лицо руками.

Прибежали врачи. Камфора, морфий, компрессы, все уж былобесполезно. Пульс подскочил до ста тридцати, дыхание по типу Чейна-Стокса,грозный и безнадежный признак.

Среди многих лиц мелькнул Бухарин, он в это время жил вофлигеле, отдыхал после воспаления легких. Золотое дитя, растолкав врачей,рыдая, кинулось к ногам вождя.

Агония была невероятно мучительной, с конвульсиями, криками,хрипами, кровавой рвотой. Но длилась недолго. Без десяти семь голова откинуласьназад, лицо побелело, руки упали. Крупская остановила все часы в доме на 18.50и принялась завешивать зеркала.

Дом наполнялся людьми. Михаил Владимирович бродил среди нихтенью. Пора было уезжать. В прихожей натолкнулся на Марию Ильиничну.

— Надя просит, чтобы вы побыли немного, сейчас эти приедут.

Зачем оставаться, что тут теперь делать, профессор непонимал, но пальто и шапку снял.

Балкон в гостиной был распахнут, трепетали от ледяного ветрацветастые морозовские занавески. Вождь лежал на столе у балкона, уже обмытый, вкостюме. Прямо с заседания, на электросанях, явилось Политбюро в полномсоставе, кроме Троцкого. Впереди шел Сталин, за ним Каменев, Зиновьев и прочие.Молча сгрудились у стола. Было холодно, валил пар от многих дыханий. Всезамерли, долго никто не решался что-либо сказать или сделать первым. Сталинрешился. В тишине отчетливо прозвучали его слова:

— Да, да. Вот оно.

Он медленно обошел стол, встал удобно, приподнял головувождя и запечатлел на мертвых губах крепкий, чудовищно долгий поцелуй.

Все зашевелились, принялись подходить по очереди. МихаилВладимирович выскользнул в прихожую, отыскал среди гор одежды свое пальто. Снегскрипел под ногами. Навстречу, по аллее, бежал Федя. Михаил Владимирович обнялего:

— Не ходи туда. Уже не за чем. Поедем отсюда скорее. Домойхочется.