– А ты по нему никогда не скучаешь?

– А ты скучаешь по Сильвии? – Элинор взглянула на него.

– Иногда, – признался Йен.

– Ну, вы просто дольше прожили вместе.

– Ты совсем-совсем не скучаешь?

Она покачала головой.

– Это хорошо.

Взглянув друг на друга, они рассмеялись. Йен бросил коробочку от йогурта в урну возле скамейки и, притянув Элинор поближе к себе, поцеловал ее. Он почувствовал вкус шоколада на ее губах и вкус кокоса на языке.

– Тогда почему? – Она отодвинулась.

– Что «почему»?

– Что ты имеешь против того, чтобы я походила в Университет?

– Да, в общем-то, я не против.

– Нет, против. Ты сам можешь не осознавать этого, но ты против. И в своей обычной пассивно-агрессивной манере ты уже запретил мне посещать лекции по вечерам.

– Я тебе ничего не запрещал.

– Ну, может быть, не напрямую… Но ты явно не хочешь, чтобы я ходила на лекции, и я хочу знать почему.

– Я же говорил тебе, в последнее время у нас было несколько несчастных случаев…

– Причина не только в этом, и ты это знаешь. Есть еще что-то…

Йен посмотрел сначала на волны, потом на Элинор, глубоко вздохнул и начал рассказывать. Он рассказал ей все, начиная с появления Стивенса на его семинаре в первый учебный день и кончая лицом в компьютере Джима, не забыв упомянуть про изнасилования и общественные беспорядки.

Ему потребовалось усилие, чтобы раскрыться, чтобы объяснить ей свои чувства, свои страхи, но в то же время это как-то странно раскрепостило его и выглядело как… как некая победа, которую он одержал, правда, не понимая, над чем именно.

Доверие.

Вот что было действительно важно. Доверие. А после Сильвии, кричавшей, пока мужчина двигался у нее между бедрами.

Йен не был уверен, что сможет кому-то доверять, сможет вновь рискнуть и позволить себе выглядеть глупым и безрассудным. Но сейчас он доверял Элинор и, продолжая рассказывать, видел, что она не отбрасывает автоматически все сказанное им. От этого он становился все увереннее и, перестав описывать голые факты, стал уделять больше внимания своим чувствам и подозрениям, объясняя, почему не хочет, чтобы она посещала лекции в Брее.

Когда Эмерсон закончил, Элинор кивнула:

– Хорошо.

– Хорошо? Вот так просто? – Йен моргнул.

– Я же не идиотка. Ты знаешь, что я не очень верю во всякие там суеверия. Но и отбрасывать вещи только потому, что я с ними не согласна, не хочу. Думаю, ты мне не лжешь, и, если то, что ты сказал, – правда, мне совершенно точно не стоит посещать лекции в Брее. Вместо этого я пойду в Ирвайн.

– Значит, ты мне поверила?

– Мне кажется, меня не очень убедили сумасшедшие теории твоего ученого, но я думаю, что то, что все эти вещи происходят одновременно, о чем-то говорит, а если это вдобавок замечают и другие люди… – Элинор посмотрела на него. – Я доверяю твоим инстинктам.

– Слава тебе, господи, – сказал Йен, улыбнувшись. – А то я уже не знал, как сделать так, чтобы ты не записывалась на эти лекции.

– Надо было просто рассказать мне правду.

– Запомню на будущее, – Йен кивнул.

– Да уж, постарайся.

Ее коробочка от йогурта тоже полетела в урну. Элинор обняла его за плечи, и они стали смотреть на море.

Представитель по связям с общественностью.

Никому не нужная работа, теплое местечко, на которое его посадили просто потому, что он знает нужных людей. Клифф Муди не строил на этот счет никаких иллюзий. Вот уже два года, как он прятался в дебрях административного корпуса, выпуская пресс-релизы, когда его об этом просили, отбиваясь от вопросов журналистов, касающихся найма и ухода на пенсию преподавателей, и озвучивая официальную точку зрения руководства, когда студенческие братства выходили из-под контроля. Для этого вовсе не надо сидеть на зарплате, но кто он такой, чтобы жаловаться? Не имея никакого вышестоящего начальства, никого, перед кем он должен был бы отчитываться, Клифф пользовался привилегией поздно появляться на работе, рано уходить и проводить основное время за бесконечными ленчами.

Но сейчас запахло гарью.

Он осмотрел комнату для заседаний. За столом сидели Диана Лэнгфорд, президент Калифорнийского университета в Брее, Ральф Лайонс, начальник отделения полиции в кампусе, и Хардисон О’Тул, декан по работе со студентами.

– Сколько студентов пропало? – спросила президент.

Шеф полиции взглянул в отчет, лежавший на столе.

– Официально – только трое. Хотя у нас есть заявления от друзей и соседей по комнате еще десятерых. Как вы понимаете, не проводя ежедневной переклички, как это делается в средних школах, довольно сложно контролировать посещаемость. Мы можем лишь поговорить с преподавателями и выяснить у них, не замечали ли они, что кто-то пропускает занятия.

Президент взглянула на Клиффа, и под ее взглядом тот выпрямился в кресле.

– Вопрос в том, – сказала она, – как мы сможем об этом умолчать. Как сделать так, чтобы эта информация не дошла до широкой публики и средств массовой информации? На следующей неделе мы начинаем кампанию по сбору средств, и меньше всего хочется, чтобы наши бывшие выпускники узнали о том, что у нас здесь пропадают студенты. Они и так уже, наверное, дергаются из-за этой истории с массовыми беспорядками. Ничто не закрывает чековые книжки быстрее, чем преступление или скандал.

– Я не вижу здесь никакой опасности для нас, – заметил Клифф. – По крайней мере, не с точки зрения связей с общественностью. – Он повернулся к Лайонсу. – Родители подавали официальные заявления? Кто-то из них обращался в полицейское управление Бреи?

Шеф полиции отрицательно покачал головой.

– Что и требовалось доказать. Да и вообще, дело может не стоить и выеденного яйца. Начнем с того, что дети в этом возрасте – существа взбалмошные. Многие из них не знают, что делать со свободой, которой они пользуются в Университете. И постоянно то прогуливают, то отправляются в путешествия, то просто исчезают. Готов поспорить, что рано или поздно все они объявятся. И эти случаи, скорее всего, никак между собой не связаны. Не думаю, что существует кто-то, занимающийся похищением студентов Университета.

Президент согласно кивнула, и Клифф мысленно выдохнул с облегчением. Она это проглотила. Клифф не знал, угадал он или нет, да это его и не интересовало. Ему просто хотелось, чтобы его оставили в покое и не заставляли разбираться с этой проблемой, если она вообще существует. Пусть этим займется кто-то другой. В конце концов, это прямая задача Лайонса.

– Тогда пусть все остается как есть, – сказала президент. – По крайней мере, пока. – Она повернулась к Лайонсу. – Ваши люди могут не предавать это огласке, пока мы не разберемся, что здесь правда, а что нет?