- Ты видал? – Тютин удивлённо поглядел на брата Тимофея.

А тот покачал головой:

- То не по-христиански, кичится брат наш своей учёностью, гордится, а гордыня есть грех великий.

- Ах вот вы как заговорили?! – усмехнулся Квашнин, но от своего дела не отвлёкся, не повернул к ним головы, а, продолжая что-то вертеть в своём автомате, произнёс:

- А сидеть в своё удовольствие целыми днями в библиотеках, почитывать стишки в журналах да попивать кофе, пока иные трудятся и во свете, и во тьме – это не грех праздности? Напомни-ка мне, брат Тимофей. А ты, казак, отвечай: носить рубашки из шёлка по талеру за штуку – то не грех гордыни?

Растерянные товарищи его переглядывались в удивлении, а брат Аполлинарий продолжал, усмехаясь:

- Так что взяли лопатки в руки, взяли мешочки, и каждый мешочек доверху набиваем песочком. А потом завязываем и укладываем в баркас. И так делаем до тех пор, пока все мешочки с песком не будут сложены на лодку. И вопросами глупыми меня больше не отвлекаем.

- Между прочим, - снова заговорил казак, - светлейший князь Александр Васильевич требовал от офицеров, чтобы даже самый нижний чин перед атакой знал свой манёвр и задачу.

- Требовал, требовал, - поддакивал Тютину брат Тимофей. – Сие исторический факт.

Видимо, авторитет светлейшего князя сыграл свою роль, инженеру Квашнину тут крыть было нечем. Аполлинарий Антонович разогнул спину и, отложив отвёртку, полез в свой сюртук, достал оттуда портсигар, открыл его и жестом предложил товарищам сигары, но те лишь покачали головами, и тогда инженер закурил и только потом начал говорить:

- Сегодня, как говорят в театрах, у нас последний прогон. Автомат в принципе готов, долго я и мой помощник с ним мучались, но, кажется, отладили, теперь его надо испытать в деле, да и лодку тоже испытать не помешало бы.

- Ну, это понятно. А мешки-то с песком зачем? Для веса, что ли? – спросил Тимофей Сергеевич.

- Да, динамита у нас пять тонн, вот и песка возьмём столько же. Мешочки по пятьдесят кэгэ. Накидаем сто штук в лодку – будет пять тонн. Хочу поглядеть, как всё будет работать в деле. Лодка-то по паспорту рассчитана на четыре тонны. Да ещё и автомат двести кило без малого.

- Ишь ты, значит, перегруз, – понял Тютин. - И что думаешь, с лишней тонной не потонет?

- Нет… По моим расчётам не должна. Но это в идеальных условиях, тем более что вес автомата я компенсирую предельно малым количеством угля и воды. Топлива я возьму по минимуму, нам нужно набрать давления всего на один рывок, на километр хода. А лишнюю тонну лодка должна везти. По идее. Да, и нужно ещё будет сделать несколько замеров скорости лодки в перегруженном состоянии, чтобы точно рассчитать давление в котлах во время начала хода. В общем, сегодня, а может, ещё и завтра будем кататься по реке.

- Значит, не о чем беспокоиться? – судя по всему, брат Тимофей немного переживал и хотел услышать успокаивающий ответ.

- Покатаемся – посмотрим. Нужно всё проверить в условиях, так сказать, максимально приближенных к боевым, - вслух размышлял Квашнин, выпуская сигарный дым. И продолжал, как будто преподаватель чихал лекцию студентам: - Ведь мы не знаем наверняка, как поведет себя перегруженный баркас на большой скорости. Вот и посмотрим.

- А что с ним может случиться? – интересовался Тютин.

- Ну, к примеру, его начнёт захлёстывать встречная волна, и тогда всё…, - Аполлинарий Антонович снова взял в руки отвертку, а сигару прикусил зубами.

- Что тогда, потонет лодка? – снова спросил Тютин.

- Обязательно потонет, начнёт черпать воду, и чем дальше, тем больше, и всё – на дно, - не вынимая сигары из зубов, отвечал инженер. – Так что, братья-монахи, взяли лопатки в ручки и начали насыпать песочек в мешочки, – он ещё раз взглянул на товарищей, усмехнулся и произнёс с явным удовольствием: – Вижу, моим братьям не по нраву такая работка, - он укоризненно покачивал головой, - вижу, отвыкли, отвыкли вы, братья, в этих ленивых европах ручками-то трудиться.

Брат Тимофей и брат Емельян переглянулись и, не соизволив отвечать на подобные выпады, принялись за дело, стали насыпать речной песок в мешки, ведь таких мешков им нужно было насыпать и перетащить в лодку очень много. А брат Аполлинарий удовлетворённо глядел на них, попыхивая сигарой, а после снова взялся за отвёртку и принялся крутить что-то в своём автомате.

***

Признаться, она давно так никого не ждала, как этого визитёра; даже молодых и сильных мужчин, таких, как коммодор Винтерс, герцогиня ожидала в гости с меньшим нетерпением. Лейба Мусаифф обещался быть к трём часам дня. Ну, конечно, он опоздает минут на пятнадцать, но уже к пятнадцати тридцати она будет держать рубин в своих руках и рассматривать его в увеличительное стекло. Время шло к трём, и стрелки на часах, что стояли на камине, казалось, остановилось. Приходил её супруг, он был одет в прогулочный костюм, что-то говорил ей, но она даже не расслышала его, махнула рукой, слегка сдвинув брови: сэр Невилл, прошу вас, не донимайте меня пустяками.

И тот ушёл, а она осталась в своём кабинете ждать гостя. За несколько минут до назначенного времени чёрный крытый однолошадный экипаж остановился у роскошных ворот её дворца. Лакеи тут же выскочили из дома и распахнули створки ворот. Леди Кавендиш услышала шум во дворе, подошла к окну и, чуть отодвинув тяжёлые портьеры, стала смотреть на приехавшую коляску. Она видела, что из неё вылезли два человека. Чёрные сюртуки, чёрные шляпы… Большего ей разглядеть не удалось, от проклятого солнца у неё начали слезиться глаза. Герцогиня поморщилась: когда же уже американка найдёт ей донора?!

Она отошла от окна и села на диван в ожидании. И ждать ей пришлось совсем недолго. Уже через пару минут в дверях гостиной появился дворецкий и доложил:

- Мистер Мусаифф с партнёром просит принять его.

- Зови, - сразу распорядилась хозяйка.

Но прежде чем уйти, слуга, как и положено, поинтересовался:

- Прикажете подать вино, чай, кофе?

Но герцогиня только нетерпеливо поморщилась: ничего не нужно, давай уже зови гостей.

И гости вошли. Оба были в суконных, не по погоде – на улице май всё-таки – чёрных сюртуках, манжеты рубах у обоих были несвежи, ботинки, опять же у обоих, стоптаны. Различались