Ещё через два с половиной часа она села в питерский поезд.

То, что собаки умеют улыбаться, осознали, кажется, уже все.В то, что они способны ещё и целовать, до сих пор почему-то верят немногие. Новот огромный злой пёс берёт в пасть хозяйскую руку, и его зубы – те самые,корундовой твёрдости, предназначенные молоть и мозжить, – с немыслимойнежностью касаются кожи, не оставляя следов… Чем это не поцелуй?

А вот, готовясь к вечерней прогулке, хозяйка снимает сгвоздя ошейник и поводок, и кобелище в восторге скачет вокруг, ловя её пальцыгубами – не пастью, не зубами, именно губами, тёплыми и ласковыми, как учеловека. Чем это не поцелуй?

А его нос у хозяйской щеки? А язык, едва смеющийблагоговейно коснуться лица Высшего Существа?..

Когда «Скорая помощь» стартовала в темноту ночногопроспекта, увозя Кратарангу, белая сука (кстати, спокойно подпустившая медиков)решительно бросилась следом. Она отлично знала, что такое повозка, и не былотаких лошадей, которых она не могла бы сколь угодно долго сопровождать. Но вэтот белый с красным возок были запряжены какие-то особые кони. Он уносилсяслишком стремительно, истаивая вдали, и запах колёс уже смешивался с десяткамиточно таких же…

– Куда!!! – рефлекторно заорала Рита, как раз вэто время вышедшая из-за угла. На её собственного кобеля этот возглас обычнооказывал радикально тормозящее действие, но на сей раз Чейз принял собственноерешение. Даже не оглянувшись на хозяйку, он рванул с места, устремляясь впогоню. Рита только ахнула. До сих пор она не считала своего полуротвейлераособо скоростным псом. Но вот он взял могучий разгон и, пролетев, точновыстреленное из пушки ядро, нагнал суку у второго или третьего фонаря. Анагнав, с силой толкнул плечом, заворачивая беглянку назад.

Белая красавица не стерпела подобного самоуправства ияростно бросилась в драку. Только для того, чтобы убедиться: не на такогонапала. Чейз не стал пускать в ход зубы, просто мигом сшиб её с ног, опрокинувна спину, и навис, не давая пошевелиться. Рита мчалась к ним во всю прыть,понятия не имея, что следует предпринять, просто потому, что оставаться наместе было никак невозможно. Она была уже рядом, когда Чейз выпустил пойманнуюи отстранился. Сука поднялась, отряхнулась и села. Она больше никуда непыталась бежать.

Рита осторожно подошла и опустилась перед нею на корточки.Медленно протянула для обнюхивания руку, уповая в душе в основном на бдевшегопоблизости Чейза: «Подстрахуешь, милый, если вдруг что?..» Сука была оченьбольшая, очень быстрая в движениях и весьма, весьма боеспособная. Порвёт,пискнуть не успеешь. Она смотрела на Риту человеческими глазами, полными такогострадания, что у молодой женщины перехватило горло. Забыв про всякуюосторожность, она подалась вперёд, обняла собаку и стала гладить корноухуюголову, перепачканную кое-где кровью.

– Всё будет хорошо, маленькая. Он поправится. Всё будетхорошо…

Сука вскинула морду к тёмному небу и не залаяла, не завыла –попросту закричала…

– Малый ход. – Евтюхов прищурился, проглотилслюну, и в голосе отставного юродивого прорезался металл. – Малый ход,говорю! А теперь, Хаим Батькович, давай-ка левее. Вот так, вот и молодец. Ну,кажись, проехали. Большая была, гадина, огурцом. Трижды едри её неловко.

Дело происходило в просторном, нафаршированном всякойэлектроникой дизельном джипе, который Шихман не поленился и не поскупилсяприпереть с собой в самолёте. На нём-то светило мировой науки и рулило сейчаспо всё менее пробочным и напряжённым городским магистралям. Да не один, а вкомпании Звягинцева, Виринеи и сантехника Евтюхова, который обитал теперь уЛьва Поликарповича на кухне. А что? Во-первых, не с туалетчиками какими иментами – с профессорами да академиками. Во-вторых, бухалова хоть залейся,притом не палёного, в стиральной машине мешаного, а шотландского, выдержанного…Кабздох терьерчик опять же, такой общительный, ласковый, выгуливать его необязанность, а одно сплошное удовольствие. Евтюхова, в свою очередь, никто необижал и с плацкарты не гнал, потому как был он уникум, для физической наукивесьма полезный. Шутка ли сказать – непосредственно видит хрональные поля! Хотьи в полупьяном состоянии, но видит же! Виртуоз, живой детектор! Может, поэтомувсе вокруг него и живы ещё…

«Ландкрюзер-80» цвета перьев чёрного петуха мягко рыкнулдизелем, без большой натуги одолевая двадцатисантиметровый поребрик, и, нагловъехав мимо сторожки прямо на больничную территорию, встал. По странномустечению обстоятельств, в воротах сегодня дежурил непосредственный подчинённыймайора Собакина. Он был в курсе. Между тем посетители прибыли по душу братаХайратского царя, к которому Шихман, Звягинцев и Виринея имели жгучий научныйинтерес, а Евтюхов – самые лучшие, можно сказать, братские чувства. Как же, невыдал, помог, не оставил на расправу хомяковским быкам.

Во дворе бывшей Куйбышевской больницы слышался раскатистыйвесёлый смех, хриплые гортанные возгласы и задорное, отрывистое пение. Четверо«красноголовых» выводили из ярко-оранжевого автобуса пожилого ронина –бродячего самурая. Рядом с самураем шагал гэнин, то бишь ниндзя нижнего звенаиз клана Кого. Ни тот ни другой не сопротивлялись.

– С чем же сравнить

Тело твое, человек,

Призрачна жизнь,

Словно роса на траве,

Словно мерцанье зарниц… —

напевали они хором для полного удовольствия знатоковяпонского языка и поэзии.

При этом последователь кодекса Бусидо совершенно не обращалвнимания на тот печальный факт, что бесценный фамильный меч-катану, до коегодотрагиваться позволялось только друзьям, только с его хозяйского разрешения ине иначе как через кусок шёлка, тащил под мышкой небритый сержант в милицейскомполушубке, а одетый в черный «синоби-седзоку» – классический, как из фильма,маскировочный костюм ниндзя – ночной оборотень-убийца дружески обнимал его заплечо, явно не памятуя, что при иных обстоятельствах попутчик обрёк бы его намедленную, бесконечно мучительную смерть…

Скоро песня затихла в глубинах приёмного покоя, а Шихман соЗвягинцевым направились в справочное. Там передачу для прибывшего номертакой-то у них с радостью приняли, обнадёжили, что больной уже пришёл всознание после операции и, самое удивительное, находился, похоже, во вполневменяемом состоянии. В свидании, правда, почтенным учёным категорическиотказали. Для этого требовалось специальное разрешение.

– Вы же взрослые люди, должны понимать, у насучреждение особое, – непререкаемо заявила очкастая медсестра, заведовавшаяокошком с надписью «Не стучать». – Кроме того, пускаем строго по одному, аодин посетитель у него уже сидит.

– Кто?! – ужаснувшись, разом спросили Звягинцев иШихман, но окошко со стуком захлопнулось. Таких справок здесь не давали.Седовласые мужчины беспомощно переглянулись… Обоих посетила одна и та же мысль.О хомяковских бандитах, явившихся то ли добивать Кратарангу, то ли выпытывать унего какие-то сведения. Столь же синхронно они повернулись к Виринее, возлагаяна неё последнюю надежду… Но в это время снаружи послышалось породистое урчаниеещё одного дизеля, и рядом с их «восьмидесятым» воздвигся второй, тютелька втютельку такой же. Ну не мог же, в самом деле, Евгений Додикович Гринбергдопустить, чтобы некий пожилой соплеменник катал его Виринею на ничего небоявшемся внедорожнике, а он, Евгений Додикович Гринберг, такой возможности неимел?