– Тем, что спроваживаем твоего парня, который нам мешает, – Егор демонстративно опустил руки мне на плечи. – Может, пригласишь его потанцевать?

Я буквально услышала, как Данила скрипнул зубами, но Алиса во второй раз не дала ему ответить. Обняла его, поцеловала в щеку, что-то шепнула и, взяв за руку, потащила за собой. В какой-то момент мне показалось, что Данила не подчинится и останется на кухне, но он все же нехотя ушел с Алисой.

Если бы я могла сейчас радоваться, то обрадовалась бы тому, что по крайней мере удалось избежать очередной стычки. Но испытывать положительные эмоции я сейчас была не в состоянии и все, на что меня хватило – остановить поток бесконтрольно льющихся слез. Хорошо, что в кухне было достаточно темно, и Алиса их не заметила…

Егор присел передо мной на корточки и, взяв за руки, посмотрел в глаза:

– Ты как, держишься? Сильно плохо?

– Хуже, чем обычно, – ему я врать не стала.

– Это нормально, – кивнув, он бросил взгляд на наручные часы. – До полнолуния почти два часа. Мне бы очень хотелось тебя утешить, но боль будет только усиливаться. Мы могли бы поехать к озеру прямо сейчас – возможно, там тебе было бы легче, но есть риск нарваться на низших. С этой точки зрения, чем позже ты там окажешься, тем лучше…

Я глубоко вдохнула и, медленно выдохнув, твердо произнесла:

– Я справлюсь.

Не столько ответила Егору, сколько дала установку самой себе. Мы не раз обсуждали все, что будет сегодня происходить. Ни Егор, ни даже его отец, к сожалению, не могли точно сказать, как будет протекать мое превращение. В мире не так много русалок, и не все черные стражи хорошо осведомлены о связанных с ними нюансах. Я – первая русалка, которую встретил Егор, а Герман Громов знал только мою мать. Ключевые моменты им, конечно, известны, но не более.

Следующая пара часов превратилась для меня в настоящий кошмар. Несмотря на то, что острая боль прошла, и я снова могла передвигаться, изображать из себя веселящуюся именинницу было невероятно сложно. Я даже удивлялась сама себе и считала, что за такой подвиг мне можно смело давать Оскар.

Пришлось запрятать все настоящие чувства в самые глубины души, не обращать внимания на периодически рецидивирующую боль и улыбаться.

Улыбаться, сидя за столом. Улыбаться, покачиваясь в такт музыки. Улыбаться, отвечая на адресованные мне реплики.

В отличие от меня и Егора, все остальные веселились по-настоящему. Если бы не мое состояние, я бы сказала, что этим вечером была одна из самых ярких наших тусовок. Анжелика принесла с собой твистер, и эта незатейливая, но крайне забавная игра всех увлекла. Мы с Егором выступали в роли ведущих, а остальные ребята корячились на полу, громко при этом смеясь.

Расходиться по домам никто не спешил, а пик полнолуния тем временем становился все ближе. Несколько раз у меня перед глазами снова мелькала яркая вспышка, сопровождающаяся образом взошедшей на темном небе луны. Я сбилась со счета, сколько бутылок минералки выпила и сколько сделала глотков из фляги Егора – раньше доставало всего нескольких, а теперь я осушила ее практически до дна.

Когда у нас в запасе осталось около сорока минут, а гости расходиться так и не собрались, я решила действовать. Отозвав в сторону Ника, как наиболее адекватного в данный момент – и чего уж греха таить, трезвого, – я сказала ему, что мы с Егором на некоторое время отлучимся. И попросила передать остальным, что они могут находиться здесь столько, сколько захотят… Попросить их расходиться я все-таки не смогла.

Нашего ухода никто не заметил.

На улице сгустилась ночь. Небо застилали плотные тучи, скрывшие диск луны. Но мне казалось, я все равно чувствовала ее, находящуюся под этой свинцовой дымной пеленой. Невидимая энергия наполняла каждую молекулу воздуха, проникала буквально под кожу и впитывалась в горячую кровь. Да, моя кровь сейчас была горячей – это я тоже чувствовала предельно отчетливо. На лбу непрестанно выступала испарина, и возникало ощущение, что температура моего тела бьет все мыслимые и немыслимые рекорды. Даже холодный ночной воздух не подарил облегчения. Соприкасаясь со мной, он словно моментально нагревался, и легкие наполнял, уже будучи невыносимо жарким.

– Потерпи, Марина, – в который раз приободрил меня Егор. – Скоро все закончится.

Он не очень-то умел утешать, но его поддержка сейчас была для меня всем. Даже представить сложно, чтобы я делала, окажись сейчас совершенно одна…

Егор завел мотоцикл, я покрепче обхватила его за пояс, и в тот момент, когда мы были готовы сорваться с места, в конце улицы внезапно появилась небольшая фигурка. Ребенок, – судя по росту, это был именно он, – бежал со всех ног, спотыкаясь и смотря прямо на нас… или мне, в моем ненормальном состоянии, так только казалось?

По мере его приближения стало понятно, что нет – не казалось. Он действительно смотрел прямо на нас. А когда свет одного из фонарей лег на мальчишечье лицо, я узнала его. Это был сын Милы – женщины, которая вместе с мужем и детьми жила в доме, когда-то принадлежащем нашей семье.

Судя по реакции Егора, он был готов проигнорировать появление ребенка и везти меня к озеру, но я не позволила.

– Подожди, – попросила его, слезая с мотоцикла.

– Марина, у нас мало времени…

Времени действительно осталось не так много, но мальчик явно бежал именно к нам – это, во-первых. А, во-вторых, это ведь совсем маленький ребенок, который, видимо, сбежал среди ночи из дома, да еще и забрел в другой поселок! Господи, да как он вообще здесь оказался?!

Прежде, чем я успела что-то ему сказать, он остановился в шаге от меня и заговорил первым.

– Прости, – по-детски не выговаривая букву «р», сказал мальчик. – Ты сказала не ходить с ней, но я пошел. Она попросила.

– Кто попросил? – удивилась я.

А в следующую секунду без дополнительных пояснений поняла, кого он имеет в виду. Девочку. Девочку, у которой когда-то было имя, была любящая семья… и которую убила моя мать.

Она обозначила свое присутствие сладковато-горьким запахом, который ощущался не так явно, как обычно. Его принес порыв ветра, швырнул в лицо вместе с парой последних, сорванных с ветвей листьев. А потом появилась она сама – тонкий, слегка размытый силуэт, покачивающийся за спиной мальчика. Сейчас она не казалась ни пугающей, ни отвратительной. Может, потому что теперь я знала, какой трагичной была ее судьба?

– Утром она играла со мной, как обычно, – серьезно на меня смотря, произнес ребенок. – А потом попросила найти тебя. Ты должна ей помочь. Ей очень плохо и одиноко, она хочет уйти… но сама не может.

Слышать такие слова от маленького ребенка было странно и… немного жутко.

Но время утекало, как вода сквозь разомкнутые ладони, я чувствовала, что новая волна боли может накрыть меня в любой момент, и предаваться долгим размышлениям было некогда.