Если жизнь покатилась к дурной полосе,

На закате особенно чёрного дня

Я скажу: “Ну и что? А подите вы все!

Лишь бы дома, как прежде, любили меня!”

Если дома хоть кто-то мне искренне рад,

Если с визгом навстречу бросается пёс,

Это будет награда превыше наград,

Что бы прожитый день на хвосте ни принёс.

Если кошка, мурлыча, прижмётся к душе,

Этот тёплый комок – оборона от бед,

И Вселенная сразу начнёт хорошеть,

И растает, исчезнет недоброго след.

Ну а если чей дом – это просто ночлег,

Не согретый биением верных сердец,

Беззащитен на свете такой человек,

Кто не сеет добра – тот ему и не жнец.

Как и предрекал мудрый дядька Лось, до реки Шатун удалосьдобраться без великих препон. Волок, правда, оказался тяжеловат для артели издвух девок и всего одного парня, но и тут ничего – справились. Шаршава первымсходил туда и назад, сопровождаемый сукой Игрицей (так прозвали её за привычку рассказыватьлюдям, полаивая и подвывая, обо всём важном и интересном, и она уже отзываласьна кличку). Потом, впрягаясь, потащили лодку, стали переносить вынутое из неёдобро… Умаялись, конечно. Тем более что стояло последнее предосеннее тепло, лесгудел тучами маленьких кровососов. Отдувался, утирал пот даже могучий Шаршава,но что поделаешь? Сестрица Оленюшка и милая Заюшка смотрели на него, чаяподмоги, ему же смотреть было не на кого. Родился мужиком – подставляй плечи!

Когда снова пустили лодку в реку, оттолкнулись от берега истали выбирать друг у друга из волос лосиных вшей, привязавшихся во времяпешего перехода, дальнейшее путешествие начало казаться совсем весёлым илёгким. Шатун, при всём своём названии, оказался рекой спокойной и мирной.Принял подношение – ещё Зайцами выпеченную горбушку с розовым ломтиком сала – идружески закачал лодку, бережно пронося её над песчаными шалыгами<Шалыга – подводнаямель. > и через нечастые перекаты. Всё-таки он оставался настоящей веннскойрекой, младшим родичем праматери Светыни… хотя по крайней мере в одном месте наего берегу с некоторых пор жили сегваны.

Их поселение обнаружилось на высоком западном берегу,посередине длинного открытого плёса<Плёс – здесь: относительно прямойучасток реки между двумя поворотами, имеющий ровное течение. >. Сегваны,жители морских побережий, заведённые Хозяйкой Судеб в глубину лесных крепей, издесь выбрали место, хоть как-то похожее на знакомые берега. Они по упрямойпривычке продолжали строиться, точно у себя на Островах. И так, словно в любойдень следовало ждать вражеского набега. Зубчатый тын, гордо высившийся надяром<Яр – высокий, крутой берег реки, часто – вогнутый, подмываемый водой.>, весьма отличался от тех, которыми огораживались – если вообщеогораживались – венны. Он был предназначен не просто отваживать вороватоголесного зверя, гораздого порыться в человеческих припасах или проведатькурятник. На его брёвна не вешали коровьих и лошадиных черепов для устрашенияскотьих хворей: может, эти хвори были даже неведомы на острове Парусного Ската,отъединённом от других населённых земель пространствами открытого моря… Нет,здесь собирались обороняться не от звериной жадности, а от людской. Тынвыглядел очень добротным, строившие его отлично понимали, что возводят заступусобственным жизням. И не подлежало сомнению, что в зимние морозы весь обрыв досамой реки поливали для пущей неприступности водой.

Одна беда: у себя дома сегваны привыкли строиться нанесокрушимых каменных скалах, которые прибою, как он ни бесчинствуй, непобедить и за тысячу лет. Здесь береговой обрыв был гораздо податливее дляусердно роющей воды, а они этого не учли. И не спросили тех, кто мог бы подсказать,ведь каждый склонен считать собственную мудрость самой правильной и разумной… Аможет, новые находники просто чем-то не полюбились, не понравились Шатуну? Или,устраиваясь, забыли обратиться к Речному Хозяину за позволением, угощения неподнесли?.. Вот он и пытался выжить их, как умел. Промоины берега ещё неподобрались к тыну на опасно близкое расстояние, но, видно, пятнадцать минувшихлет ясно показали, к чему идёт дело. В основании обрыва уже красовались валуныи дубовые сваи, но вид у этих заслонов был ненадёжный, да и можно ли было здесьвоздвигнуть нечто надёжное? Известно же, омута не засыплешь…

С берега тотчас заметили лодку, и в деревне поднялсяпереполох.

– Эк они, – глядя на мечущихся сегванов, удивилсяШаршава. – Не ездит к ним сюда, что ли, никто, первый раз гостейувидали?..

Ему попались на глаза двое детей, тащивших к воротампушистую маленькую собачку. Собачка вырывалась и воинственно тявкала. Навстречууже спешила мать с хворостиной – задать детищам, чтобы следующий раз заботилисьо себе и о её, матери, спокойствии, а не о блохастом любимце. Потом кузнецувидел молодую беременную сегванку. Она тяжело хромала, опираясь на костыль. Нопри этом несла, прижав одной рукой к боку, корыто недостиранного белья, и заней бежала серая кошка.

– Да никак нас перетрусили? – удивилсяШаршава. – С чего бы? Или их веннскими псами кто запугал?..

Как позже выяснилось, его догадка подобралась близко кистине, хотя всё же была не совсем верна. Но это открылось только потом… А покакузнец с Оленюшкой слаженно подвели лодку к причалу, устроенному со всейсегванской основательностью, даже снабжённому волноломом – хотя откуда бывзяться волнам на спокойной лесной реке! Брат с сестрой привязали судёнышко затолстое бронзовое кольцо, и Шаршава вышел на берег. К его полному иокончательному изумлению, навстречу со стороны деревни уже торопливо спускалосьнесколько человек: пять или шесть мужчин и одна женщина. Между мужчинамиотчётливо выделялся старейшина, “набольший”, как его здесь называли. Урыжебородого здоровяка был вид человека, собравшего в кулак всю свою решимость.Женщина несла чистое полотенце и на нём свежий пирог, любимый сегванами Берега.Начинкой такому пирогу служили крутые яйца с сыром и луком, а тесто пеклось измуки пополам с мелко щипанной рыбой.

– Поздорову вам, добрые люди, – первым, как топристало вежливому гостю, поклонился Шаршава.

– И тебе лёгких дорог, победимых врагов да богатойдобычи… – прозвучал довольно странный ответ. Шаршава невольно задумался, окакой такой добыче могла идти речь; да, на волоке они ели лесных голубей,которых влёт хватал и притаскивал им Застоя, но в остальном?.. Взглядстарейшины между тем то окидывал могучую стать кузнеца, то обращался на двухогромных собак, смирно сидевших на носу и корме лодки. Это зрелище внушалопожилому сегвану отчётливо видимое уважение и… страх. Шаршава пытался взять втолк, что могло так пугать набольшего, но тщетно. А тот ещё поглядел на речнойплёс, остававшийся пустым, и продолжал: – Отведай нашего угощения, гостьдолгожданный, да сделай милость, скажи, скоро ли нам встречать остальных?..