— Денис, постой, что остальное? Денис! — догонял бегущего парня голос Павла Вениаминовича.

Но Денис уже совершенно ясно видел траекторию своего дальнейшего пути и не намерен был отвлекаться на пустяки. Необходимые действия, словно шахматная комбинация выстроились перед ним в своем логическом совершенстве, а люди, что его окружали, превратились в фигуры, которые он намеревался расставить по ему одному ясному принципу.

Он всё ещё не разгадал смысл последних слов старой финки, но чувствовал, что она, бесспорно, права — не там он искал ответы и вообще не те вопросы задавал. Вся эта возня — всего лишь рябь на воде. Ответы же знает лишь ветер, что её создает. Но ветер не в пучинах, поглотивших Дениса, он бродит над океаном его жизни. И если он хочет разобраться в происходящем — нужно раскрыть глаза и попытаться поймать ветер, что так яростно сдувает все иллюзии, открывая перед ним истину во всей её непостижимости.

Ещё до поездки в Карелию, будучи ослепленным жаждой мести, он чисто интуитивно нащупал верное направление, но предпочёл этому маршруту путь невежества и разрушения. Его заносчивость и самоуверенность привели к трагическим последствиям, и он не желал их повторения. Но, как сказала Хельма, потери и разочарования ждут его на пути к прозрению и он, как оказалось, был уже готов заплатить любую цену, лишь бы ему открылись тайны, ведомые старой финки. Конечно весь этот маскарад с расследованием лишь метод, он только средство для достижения знаний, один способ из множества, но ему — Денису, он подходит больше прочих.

Добравшись до реанимационного отделения больницы, куда отвезли обгоревшую Свету и, удостоверившись, что ожоги не велики, а её жизни ничего не угрожает, он набрал, наконец, номер Тропыгина.

Профессор не отвечал. Денис звонил на мобильный и домашний, но всё безрезультатно, у него даже мелькнула мысль, что он опоздал — что Тропыгин помер без любимой работы или, как минимум, с катушек съехал. Ничего не оставалось, как испробовать последний вариант и наведаться к старику без предупреждения.

За психическое здоровье профессора Денис волновался не зря. Когда он искал нужный адрес и звонил в дверь, нервно сжимая коробку с тортом, то ожидал увидеть на пороге высокого, статного и седовласого Альберта Гавриловича, а открыл ему почти лысый, сгорбленный и располневший дед с пустыми глазами.

— Вам чего? — проблеял он не своим голосом. — Дверью ошиблись?

— Нет, профессор, не думаю, — проговорил Денис сдавленным голосом.

Тяжело было соотносить образ учителя, которого знал пять лет, с этим вот почти опустившимся дедком, в полосатой пижаме и драных тапочках.

— Я вряд ли могу теперь так называться, молодой человек, — проворчал Тропыгин.

— Ну что вы, Альберт Гаврилович, — отозвался Денис, — вы не просто профессор, вы были моим любимым преподавателем. Я всегда считал вашу нетрадиционную методику очень продуктивной.

— Да бросьте вы, — махнул старик рукой, — какая там методика, просто нёс всё, что в голову лезло и все дела. За это и турнули.

— Вы знаете, Альберт Гаврилович, мне требуется ваша профессиональная помощь.

— Признаться, я не настолько силен в философии, как это могло вам показаться, — заговорил Тропыгин. — Вот Николай Владимирович…

— А вы мне нужны как непризнанный специалист в известной вам области. Мне необходимы ваши обширные знания о древних цивилизациях и об их культах.

На секунду Денису примерещилось, что свет в прихожей стал ярче, от того как у профессора заискрились глаза при упоминании излюбленной темы.

— Проходите, молодой человек, — пригласил, наконец, профессор.

— Денис, меня зовут Денис Бойцов. Вы, конечно, уже не помните меня…

— Отчего же? — удивил его Тропыгин, нацепив на нос очки и внимательно вглядываясь в Дениса. — Я помню всех более-менее сносных учеников. А вы были не просто сносным, вы хорошо учились. Ваш доклад о пещере Платона я до сих пор не забыл. Очень интересная интерпретация его философии.

Денис и сам уже не помнил, что он там по Платону настрочил, поэтому его чрезвычайно поразила способность старика хранить в памяти чужую писанину. Наверное, это особенности профессии, решил он, проходя на кухню.

— Итак, Денис, — проскрипел профессор, потирая карманы пижамной рубахи, — о чем бишь вы меня спросить-то хотели?

— Даже и не знаю, с чего начать, — проговорил Денис, ставя торт на стол.

— Да вы с чего угодно начните, — предложил профессор, гремя чайниками.

Их у него оказалось не меньше дюжины и все разные. Тропыгин для них даже отдельную полочку над плитой организовал. Чудак, да и только.

— Вы правы, — согласился Денис, — начну с того что мне известно. Не знаю, в курсе ли вы, что некоторое время назад в городе стали происходить странные вещи — люди погибают при…, как бы это выразиться…, мистических обстоятельствах.

— Вы о тех выгоревших бедолагах, что перепугали всю нашу полицию?

— Именно, — проговорил Денис, вспомнив как Хельма, ответила ему так же: вопросом на его вопрос. — А вам что-то об этом известно?

— Ничего особенного, только то, что говорили в новостях.

— В новостях передавали о том, что жертвы выгорели?

— Нет, конечно, но они сказали достаточно, чтобы я смог это предположить.

— Должен сказать, что вы оказались весьма точны, в своих догадках.

— Интересно, — протянул профессор, — расскажите, что вы знаете.

— Честно говоря, совсем немного, — Начал Денис, присаживаясь на неустойчивый табурет. — Катя — моя девушка, погибла при таких вот обстоятельствах. Я выяснил, что она состояла в некой секте Кулакова Святослава Сергеевича. Это мне рассказала сестра другого пострадавшего, он выгорел так же, как и моя подруга. Так вот эта девушка думает, будто бы её брат и моя Катя пострадали из-за каких-то духов! Раньше мне казалось это полным бредом, но если бы вы видели, что осталось от тела Кати…

— И что же от неё осталось? — вкрадчиво спросил профессор, разливая чай.

— Пепел, — прошептал Денис. — Да не просто пепел, а.… В общем, тем, что от неё осталось, нарисовали её портрет. Весьма достоверно, кстати. Сказать, что я в замешательстве — не сказать ничего. В потусторонние силы и чудеса всякие я раньше не верил, но когда видишь такое…

— Вам проще думать, что это дело рук научно подкованных убийц?

— Честно говоря, последнее время я в конкретном ступоре, и вообще не знаю, как и что думать.

Денис достал из кармана Катин дневник и положил его на стол.

— Это я нашел в квартире моей девушки. Взгляните на цитаты, что она выписывала.

— А почему сестра погибшего мальчика верит в то, что её брат пал жертвой духов? — спросил профессор, бегло изучив книжонку. — Она ведь ту вещицу не видела, так?

— Ах, ну да, — шлепнул себя по лбу Денис. — Все погибшие оставляли записки, в которых утверждали, что сами виноваты во всём случившемся. Они просили не вести расследований, так как простому смертному не привлечь их судей к ответственности. Светлана — сестра умершего мальчишки, утверждает, будто бы кое-кто из их секты узнал, как можно призвать Высшие силы. В Катином дневнике, кстати, не хватает листа с какой-то схемой. Может там было описание обряда? Одного я понять не могу, что это за судьи такие, и как эти средневековые методы расправы дожили до двадцать первого века?