Обожжённый свалился первым, Барсук силился подняться, хватаясь за сосну, а Денис в полуобморочном состоянии, пытался сделать лишь одно — вглядеться в ослепительный шар, надвигающийся на него, и понять, что же он такое. И когда ему показалось, что он вот-вот лишится зрения, приближающийся сгусток света стал таять, и в мерцающих волнах его он смог, наконец, разглядеть идущего.

Это была Ольга. Как сквозь сон он видел её лицо, его контуры таяли в мягком серебряном ореоле, она не ступала даже, а будто бы плыла, воздушная и изумительная в этом сияющем великолепии.

Денис яростно тёр свои глаза, абсолютно убеждённый в том, что они обманывают его. Но когда девушка коснулась его, он почувствовал жар, невыносимый и совершенно реальный. Ольга приобняла Дениса, позволяя опереться о своё плечо, и прошептала на ухо что-то неразборчивое. Тогда-то жар и утих, ему сделалось хорошо, так хорошо, как ещё никогда не бывало, словно его слуха коснулся ангел. Денис закрыл глаза, проваливаясь в небытие, но перед этим услышал откуда-то из далека тоскливый звериный вой.

Очнулся он в Хельмином доме, раздетый и обливающийся потом. Тело его всё горело. По словам финки, выхаживающей его, так продолжалось уже три дня.

— Как я тут оказался? — спросил Денис у хозяйки, нависшей над ним с чашкой жутко пахнущего настоя.

— Девушка принесла, — проговорил незнакомый голос за дверью.

— Какая девушка?

В проёме показалась голова беззубой бабы с чрезвычайно любопытными глазами.

— Сама хрупкая, аки тростинка, а тебя здоровяка что пух лебяжий в хату внесла, — прокудахтала незнакомка. — Вот вишь, чудеса каки у нас тепереча делаются. Сам ангел её целовал, не иначе.

Хозяйка дома недобро посмотрела на помощницу, и та поспешила убраться в кухню.

— А где она теперь, баб Хельма? — спросил Денис, приподнимаясь на локтях и чувствуя, как ломит суставы.

— Да Бог её знает, — финка пожала сухонькими плечами. — На вот выпей, полегчает.

— Что это?

— Отвар. Еще прабабка моя учила варить.

— От чего отвар? — спросил Денис, пробуя горькую настойку.

— От лярвы, будь она не ладна.

— От кого? — не понял Денис.

— Да ты не спрашивай, а пей, — скомандовала старуха. — Уж я-то знаю от чего, да как лечить, уж поверь. У нас в семье по седьмое колено все женщины травницами были, а прабабка моя так ещё и ведьмой. Уверена я — засела в тебе страшно живучая лярва, никак подохнуть не хочет. Надо, значит, ей помочь.

— Чем помочь? — спросил вконец запутавшийся Денис.

— Помереть помочь, обратно в Пекло сойти. Ну как тебе ещё непутёвому объяснить? И чему вас только в институтах ваших учат, ума не приложу? — ворчала она, топоча в сторону кухни.

Денис с Хельмой спорить не стал. После случившегося на трассе, он вообще ничему уже не удивлялся и не противился. Настой против Лярв, так настой против Лярв. К тому же несмотря на мучавшие его раньше подозрения, он всё же проникся к этой старой и строгой женщине и теперь решил во всем ей довериться, тем более, что уже стал сомневаться в состоятельности своих суждений. Любые его логические доводы финка крушила с нещадной ведьмовской логикой, и, главное, на практике всегда оказывалась права. Денис даже стал подумывать, что она, как и её прабабка, тоже ведьма.

— Баб Хельма, — проговорил он, ставя пустую чашку на тумбу, — со мною был Захар…

— Был, да весь вышел, — сухо ответила финка с кухни.

— В смысле… То есть куда вышел? Погодите, погодите, вы хотите сказать…

— Нет больше Захара, и говорить тут не о чем, — отрезала Хельма.

— Как это не о чем?! — заорал Денис, пытаясь встать с кровати и путаясь в простынях. — Как не о чем? Он мне жизнь спас, он меня… — договорить Денис не смог, всё его тело пронзила адская боль, в глазах потемнело, и он повалился на пол, содрогаясь в конвульсиях.

Хельма с беззубой вбежали к нему в спальню, толкаясь задами, и поспешили поднять его, укладывая обратно в постель.

— Началось, — проговорила Хельмина помощница с тревогой в голосе.

Денис хотел было спросить, что именно началось, но тут его пронзил новый приступ боли.

Хельма склонилась над ним и, раскрыв двумя пальцами его дергающееся веко, долго вглядывалась во что-то ей одной ведомое.

— Готовь полынь и баню, Паша, — проговорила она, обращаясь к беззубой.

Та проворно метнулась в Хельмины комнаты и загремела там банками, пока Денис изнемогал от боли, проклиная ведьмины отварчики.

Сколько он провалялся в чаду, прежде чем стопилась баня, Денис не знал, но ему показалось, что минимум вечность. Хельма от него почти не отходила, беспрестанно протирала его лоб и грудь тошнотворным красным настоем, бормоча себе под нос молитву (а может и заговор какой). Денис жаждал беспамятства, хотел отключиться, но старая финка не позволяла ему этой роскоши. Стоило ему закрыть глаза и погрузиться в полудрёму, как его будили, подсовывая под нос пахучую соль, или били по щекам.

— Не спи, касатик, Лярвы утащат, не спи, — приговаривала старуха, отвешивая ему оплеухи.

Денис не спал, выматываемый новыми и новыми приступами боли, к которым стал примешиваться и нестерпимый жар. Ему чудилось, что кожа его плавится, съеживаясь потемневшим пергаментом. Он смотрел на свои руки и видел, как они чернеют, как открывается обуглившаяся плоть, как шипит горящее мясо. Он даже почувствовал запах жареного, и в ужасе затряс руками пытаясь остудить их.

— Паша, — крикнула Хельма в окно, пытаясь унять взбесившегося Дениса, — Паша, готовь баню. Пора.

Брыкающегося и орущего Дениса, завернули в простыню и поволокли в соседнее строение, из трубы которого валил густой, сизый дым.

— Ведьмы, ведьмы, вы хотите меня изжарить! — орал ополоумевший парень, когда его заталкивали в парную.

Мучительницы не обращали внимания на его ругательства, лишь с большим остервенением напирали, вталкивая ослабевшего Дениса внутрь.

Когда он упал на широкую деревянную лавку, послышался лязг замка и испуганный голос Паши.

— Помрёт он, Хельма, как пить дать помрёт.

— Значит, такова его участь, — ответила финка. — Найдём другого.

— Когда? — проныла беззубая.

Женищины ещё о чём-то говорили, но Денис был уже не в состоянии разбирать их слов — он бился в настоящей агонии. Всё его тело горело снаружи, но околевало изнутри. Его бил озноб, а он не мог даже накинуть на себя простыню, во влажном мареве и банном пару кожа его продолжала пылать. Он с ужасом наблюдал, как тление распространяется по всему телу. Плавились уже не только руки, но и плечи, грудь, шея, а когда жар достиг лица, он почувствовал, что слепнет. От боли Денис заорал и тогда в парную кто-то вошёл. Но мимолетное дуновение свежего воздуха оказалось лишь краткой передышкой, его мучитель вылил на раскаленные камни ковш воды, они зашипели, запенились, обдавая его влажным, горячим паром, и тогда Денис, не выдержав, лишился чувств.