Она с неподдельным интересом просматривала фотографии, которые уже были разложены ею по страницам большого альбома. Обложка альбома имела вырез в виде сердца, обрамленного позолоченной рамкой, в центре которого стояли Арсен и Асель, слившиеся в страстном поцелуе. Первое необъяснимый порыв капитана был направлен на то, чтобы заменить титульную фотографию, но сейчас он был занят другой, более значительной мыслью, терзавшей его. Убрав руку с плеча Асель, он сделал глубокий вдох, словно собирался произнести долгую безостановочную речь.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Асель?

Асель, не отрываясь от альбома, ответила, сразу же, как если бы ответ на этот вопрос был заготовлен заранее:

— Я и так говорю весь вечер, как болтушка, это ты молчишь. Ни слова из тебя не вытянешь.

— Да? А может, потому что я боюсь упустить что-то важное?

Асель закрыла альбом и посмотрела на Арсена. Ее заметно смутили стальные нотки, звучавшие в голосе капитана. Она улыбнулась, пытаясь напомнить капитану о том, что перед ним не очередной допрашиваемый преступник и он уже не на работе.

— Я не понимаю, — улыбка не произвела должного эффекта, — ты о чем, сейчас, говоришь?

Арсен не знал, замечает ли это Асель, но напряжение, воцарившееся в комнате с самого начала этого вечера, было настолько ощутимым, что казалось, к нему можно притронуться. Капитану стоило неимоверных усилий держать себя в руках, томясь в ожидании, когда же Асель вспомнит о том, о чем ему следовало знать еще с раннего утра. Он оторвался от спинки дивана и выпрямился, подбирая в уме подходящие слова, чтобы не превратить беседу в перекрикивание друг друга.

— В чем дело, Арсен? — Асель также выпрямилась, и заглянула в лицо капитана. — Что ты хочешь услышать?

— Ты мне скажи, — Арсен поднялся с кресла, не в силах больше спокойно сидеть, и подошел к окну. Хотелось выйти на балкон и вдохнуть неожиданно нахлынувшей на город прохлады.

Он поймал себя на том, что с трудом пересиливает желание посмотреть на Асель. Чего он боялся? Противоречивые чувства устроили нешуточную борьбу между собой в его душе. Боялся ли он того, что испытает неприязнь, глядя на лицо девушки, так просто лгавшей ему? Или боялся того, что, взглянув в ее глаза, он не сможет быть таким же хладнокровным, каким хотел именно в данной ситуации? Конечно, Асель обо всем догадывалась. Она догадывалась, иначе и быть не могло. Больше всего капитана злило то, что, даже догадываясь, она делала вид, будто ничего не понимает. Стояла скромно отпустив голову и смотрела на него исподлобья невинным взглядом. Даже не глядя на нее, он знал, что именно так все и происходит. Неужели скрыть то, о чем Арсен уже знал, так важно для нее? В чем смысл этого секрета, ставившего под сомнение ее верность данному слову, Арсену и всему, что между ними было?

— Извини, но ты… — Асель замолчала, и улыбка окончательно сошла с ее лица.

— Наверное, я хочу знать, как прошел твой день. Кого ты видела, с кем общалась. Или, может, меня интересует, почему сейчас уже полночь, а ты все никак не хочешь рассказать мне о своем «друге»?

— О каком еще друге?

— Я не знаю. О Руслане или об одном из тех, кто сидели там вместе с ним. Ты хоть помнишь, о чем я просил тебя утром? — Арсен, наконец, посмотрел на нее.

— Я… — Асель встала с кресла. — Я не думала, что это так важно.

— Ты не думала, что это важно?! Что именно? Твое обещание, или то, что он заявился к тебе ни свет, ни заря? Или не так важно говорить друг-другу правду? Ты даже представить себе не можешь, насколько это, черт возьми, важно. Я же сказал тебе, звонить мне, если даже кто-нибудь из них будет мимо кофейни твоей проходить. Думаешь, это просто ревность? Ты хоть понимаешь, кто эти люди? Ты живешь в своем маленьком мирке, и думаешь, что вся жизнь — это кофе и цветочки. Поверь, в этой жизни есть люди пострашнее упившихся в стельку клиентов бара.

— Они просто посидели и ушли. Я знала, что ты будешь злиться. И поэтому я не хотела тебе говорить, чтобы ты не натворил глупостей.

— Какие глупости я мог натворить? Послушай себя, что за бред ты несешь? Ты даешь мне обещания, нарушаешь их и еще пытаешься это скрыть. Ты, похоже, совсем ничего не понимаешь. Выйди за периметр пяти улиц в благополучном районе, в котором проходит вся твоя жизнь. Посмотри, что происходит в других районах города, где люди не носят розовые очки. Эта шваль, которая приходила к тебе сегодня, этот недоносок с цветами — это убийцы, насильники. Для них нет ничего святого. Думаешь…

— Подожди, не надо со мной так разговаривать. Не преувеличивай.

— Думаешь, он приходит, потому что любит тебя? Ты что, действительно считаешь, что… — Арсен усмехнулся. — Брось, Аселя. Ты знаешь, куда он привез тебя, когда похитил? Это здание в три этажа набито проститутками со всей страны, а он их сутенер. Какая, к чертовой матери, любовь?

— Не кричи. Ты не можешь так со мной разговаривать.

— И когда ты собиралась мне это сказать? — Арсен расстегнул пуговицу рубашки, чувствуя, как его бросило в жар. — Ты солгала мне, когда я спросил, нет ли вестей от этих подонков. Ты помнишь, в обед, я звонил тебе и спросил это. Ты солгала. Зачем? Весь этот проклятый вечер я сидел и ждал, когда ты уже, наконец, расскажешь мне о том, что случилось, но ты и не думала этого сделать. И неважно беседовала ты с ними или послала к черту. Важно то, что ты раз — солгала мне, два — не сдержала обещания, которое дала только сегодня утром.

— Арсен!

— Или тебя заводит все это? Плохие парни, пистолеты, деньги? Тебя это заводит?

— Хватит, не говори так, — глаза Асель мгновенно наполнились слезами. — Я сказала им, чтобы они уходили. Я даже не разговаривала с ними.

— Конечно, как я мог не догадаться. Правда, они похожи на плохих ребят из всей этой мелодраматической чертовщины, которую ты смотришь? Все же лучше, чем мент в галстуке, скованный правилами, инструкциями и прочими условностями, нет?

— Арсен, успокойся, я сейчас уйду.

— Я думаю о твоей безопасности. Все что я делаю, я делаю потому, что для меня имеет значение все, что есть между нами. Потому что я хочу оградить тебя от всего того, что происходит в мире за этими окнами. За два года работы в полиции я такого насмотрелся, что на две жизни хватит. Я хочу уберечь тебя от того, от чего не смог уберечь людей, которые снятся мне каждую ночь в кошмарах. И если ты этого не понимаешь, если считаешь, что можно вот так вот просто мне лгать и перешагивать через меня, если тебя напрягает моя забота, что же, ты можешь идти и делать, что тебе хочется, и тогда мне больше нечего тебе сказать.

Асель подошла к кровати и взяла свою сумочку. Арсен отвернулся к окну и взял с подоконника завалявшуюся на нем пачку сигарет. К черту все, подумал он. Если она нарушает свои обещания, почему он должен в чем-то себя ограничивать. В конце концов, она сама довела его до того, что ему просто необходимо покурить. Он почти сразу признался самому себе, что сказал много лишнего, но ничего не мог поделать с гневом, клокотавшим внутри. Казалось, Асель не понимает ничего из того, что он говорит, и поэтому, хотелось говорить, как можно грубее, чтобы она хоть так осознала, насколько все серьезно. Ее обещания, ее ложь, ее, возможно, существующая лишь в домыслах Арсена, симпатия к людям Кайрата. Чиркая зажигалкой, которая всегда была при нем, даже после решения бросить курить, капитан увидел свое отражение на стекле и не узнал себя. В последнее время это стало случаться все чаще — он переставал узнавать того Арсена, которым был до встречи с Асель. Очередной виток в жизни, меняющий его. Сколько еще изменений ждет впереди, если вся жизнь стала делиться на периоды до и после? Что он сейчас делает? Потерял самообладание, кричит, словно эмоциональный мальчишка, боящийся потерять свою первую любовь. Ведь у него всегда и все было под контролем. Не его ли нервы называли стальными все, кто его знал? А теперь…