– Хорошо, Монсеньор. Спасибо вам.

За что именно его благодарят, Ли решил не уточнять, хотя разговор был прелестным, а становиться самому себе больным зубом и впрямь нелепо. Но ведь становятся и ноют, ноют, ноют…

Девица Арамона сделала книксен и полезла в кусты за кошачьей корзинкой, вряд ли думая о своей красоте и о том, что красотка красотке должна быть змеей. Ли тронул рукой серебристый от зимы и луны ствол и понял, что улыбается. И что вернется, какую бы ерунду ни вбил себе в голову братец! Старое дерево послушно подставило один сук, затем – второй… Сеть ветвей, в которых запутался толстый серебристый месяц, становилась реже, а в окошке, как и положено в балладе, мерцала свеча.

Ночь накануне разлуки должна помниться долго и хорошо, и Ли решил сделать ее именно такой. Это будет нетрудно – Мэллица, Савиньяку с детства нравились алатские имена, отдает больше, чем берет, хотя и взяла правнучка Кабиохова прошлый раз немало. Уходя, Ли чувствовал себя будто после хорошей скачки или фехтовальных штудий. И с тем же ощущением полета.

Перепрыгнуть с дерева на подоконник проще, чем наоборот, но Мелхен спасала Селину и прыгнула. То, что подруга вернула долг, гоганни не знает, но девицы, эти девицы не считаются, а дарят. Фридам такого не понять, как и давенпортам.

– Вы замерзнете, баронесса!

– Нет…

– И все же давайте закроем окно.

Золотистый свет, золотистые глаза, золотистые иммортели. Заставить женщину трогать цветы и улыбаться… Это повод для гордости, но почему она почти плачет?

– Что с вами, сударыня? Вы устали?

– Ты будешь драться, – тихо сказала Мэллит. – Я знаю, я слышала. Нареченный Герардом назвал новую войну нужной и пустой.

– Именно так? – Улыбнуться? Флох наверняка улыбался. – Или нареченная Мэллит отдала брату подруги свои слова?

– Я забыла слова, но запомнила мысль. Кот всегда убьет крысу, но не всегда найдет ее, ведь ваши подвалы велики и обильны, а порядка в них нет. Я убирала три дня, а подруга и старшая над кухнями смеялись и говорили, что там, где порядок, нужного не найти. И что лучше не знать, сколько мешочков перца в доме, чем в миг нужды не отыскать ни единого…

– Немного не так. – Какие у нее все-таки прелестные губы! – Эта примета – отзвук старой сказки, они у нас тоже есть. В Талиге любят рассказывать о созданиях, продающих свою помощь за то, чем человек владеет, не зная. На севере это красиво и страшно: если спасают, то от смерти, а вот южная нечисть измельчала и ворует всякую мелочь. В надежде, что кто-то посулит за находку ребенка или хотя бы полжизни, только в Эпинэ давно не клянутся вслух. Вы сейчас заплачете. Не надо.

– Не надо, – покорно повторила гоганни. – Первородный уходит и знает, куда ведет его дорога. Осень была исполнена золота и огня, но зима хочет стали.

– Зима ждет, и сталь тоже. – Ждут и зайцы, первый – в буфете, второй, еще не освежеванный – в Западной Придде. – Если вы где-нибудь когда-нибудь найдете сердце, отдайте шестую часть мне.

– Шестую часть?

– Днями и в две трети ночей сердце мне не понадобится.

Языком капитан Штурриш орудовал не хуже, чем саблей и пистолетом, скромностью не страдал и дураком не был, так что Руппи узнал о прошедшей кампании немало занятного. У Трех Курганов Штурриш вел в атаку на фрошерские позиции передовой эскадрон, почти полностью там и полегший. Уцелел, после чего был очень неплохо вознагражден, и теперь вновь готов ставить жизнь на кон. Смертельно опасное предприятие, за которое так заплатят – да что может быть лучше?!

– Отличное выйдет дельце, – чуть ли не облизывался каданец, – можете на нас положиться. И дозоры перережем без звука, и зашумим, когда надо. Ну а потом пусть ловят, хе-хе, это и фрошерским кошкам трудновато, а уж этим-то… Додумались, рыбу намалевали и хотят, чтоб к этой рыбе все задаром кинулись. Как же, разбежались! Эх, жаль, не видел я, как вы тому болвану голову снесли, такие слухи ходят! Прекрасное, по всему, было зрелище.

– Обычное, – буркнул подуставший от комплиментов Руппи. – Кэналлийский Ворон, тот одного мерзавца надвое разрубил.

– Как? – подался вперед Штурриш. – И чем?

– Наискось. Саблей, кажется… Не то морисской, не то алатской, но про «перевязь Люра» по всему Талигу говорят.

– «Перевязь»? – хохотнул «забияка». – Красота! У Ворона бы послужить, вот с кем не соскучишься, хотя наш старикан по осени тоже разгулялся. Три Кургана Тремя Курганами, но ведь до этого и с переправой фрошеров надул, и Доннервальд снял, как яблочко – с веточки да в корзиночку.

– Вы там были? – заинтересовался усиленно выискивавший, за что бы уважать Бруно, Фельсенбург.

– А как же! – физиономия каданца стала мечтательной. – С «быкодерами» первыми к крепости и выскочили. Доннервальдские барашки нас так быстро не ждали. Кое-кого застигли прямо в поле, не успели лапушки за стены дунуть, сразу с пастбища и на вертел. Мы, правда, потом с седел не слезали, очень уж ответных сюрпризов не хотелось. Ничего, обошлось – помощь к барашкам не прошла, покрутился пес вокруг, да и назад убрался, в конуру. Доннервальдцы еще чуток помемекали, но как артиллерия им укрепления разнесла, так и сдались. Эх… – оживленный тон вдруг сменился вздохом. – Как начали, а толку-то!..

– Нет толку? – поддел Руппи, – А Три Кургана? Вы же только что были довольны.

– Я и сейчас доволен, – блеснул логикой Штурриш, – но мы-то губу раскатали раз на пять, не меньше! Нам только за Марагону, ну, как возьмет ее старикан, такие выплаты обещали, а тут сперва Ахтентаннен – вот как проклял его кто – к Трем Курганам припоздал… Говорят, фельдмаршал его, как объявился, чуть живьем не сож… не скушали. Ну и это безобразие в конце: мало, что фрошеры уползли, так ведь половина осадного парка – в дрова… Простите, это мои.

Руппи тоже заметил две проступившие во мгле тени, но, разумеется, никого не узнал, а ближайший «забияка» уже склонялся к первому из призраков. Короткий тихий разговор, взмах руки – «стой»! Ну вот, хоть что-то начинает происходить. Фельсенбург погасил неуместную улыбку и обернулся к напрягшемуся каданцу.

– Раз ваши, вам и слушать.

– Так точно.

Пришпоренная кобыла прыгает вперед, отнюдь не галантно хрюкает раздосадованный Морок, сзади звякают сбруей кони рейтар. Ничего, ждать недолго, Штурриш уже возвращается, и физиономия у него довольней некуда.

– Господин фок Фельсенбург, – вот ведь мелочь самолюбивая, банальному «капитану» докладывать не хочет, – ребята нашли дозор. Прямо на пути! Обложили и ждут команды.

– Сколько их там?

– Десяток, – чуть не пляшет наемник. – Половина дрыхнет по кустам, остальные у костра. Костер их и выдал, голубчиков. Режем?

– Давайте. – По трое «забияк» на одного – должны управиться быстро. – Только тихо, как вы тут недавно обещались. Шуметь будем позже.