– Нет четырех, самых последних.

Заметить пропажу половины отрядной пехоты нетрудно, а вот нескольких колымаг из трех десятков, да еще ползущих в хвосте… Хотя интендант мог бы своих болванов и проверить, не дожидаясь приказа, который Руппи и отдал-то, чтобы занять остающихся. Дурацкий приказ, если вдуматься, бессмысленный, но порой и дурь становится озарением. Дисциплинированно выполнивший распоряжение Макс вопросительно таращился на умного командира – мол, а дальше-то что?

– Где этот… интендант?

Оказалось, тоже пропал. Надо думать, после трудов праведных улегся спать в какой-нибудь фуре и был по-своему, по-интендантски, прав. Все смазано, все проверено, ничего не украдено, не скрипит и не рвется, а куда все это ползет, пусть думают другие.

– Пока сзади шли рейтары, – твердо сказал Ценкер, – отстать никто не мог. Потом появились драгуны, и пошла суматоха.

– Вернее, – поправил Руппи, – сначала она пошла справа, там каданцы были, а рейтарам пришлось отбиваться с тылу. Я появился с другой стороны, и чуть позже. Получается, обозники могли только влево свернуть, к трясинам.

Мысль бросить остолопов на произвол судьбы мелькнула, тявкнула и тут же была задавлена.

– До болот недалеко, успеем. – Фельсенбург оглянулся на готовых к дальнейшим приключениям «забияк» и понял, что их слишком мало. Ориентира хоть бы и в виде пальбы от обозников не дождешься, так что искать придется, развернувшись как можно шире. – Два десятка рейтар сюда… Или нет, я сам отберу, кто поглазастей. Вюнше!

– Здесь, господин капитан!

– Услышишь выстрелы, быстро на помощь! Макс, со мной.

Все-таки он успел оценить своих людей – отставших заметил именно рейтар, и довольно быстро. До обозников доперло, что заплутать в трясинах легко, а вот выбраться – извините. Пропавшие фуры едва тащились почти впритык друг к другу и поэтому далеко от колонны уйти не успели.

– Сообразили, – одобрил Макс, – не стали ухудшать свое положение. Хотя их могли и китовники найти.

– И до сих пор могут, так что смотреть теперь придется не вперед, а назад. – Обошлось, но Руппи все равно тянуло отвесить горе-интенданту хорошую затрещину. – За тылом я пригляжу, а ты этим курам обозным мозги вправь… А то как бы я не перегнул.

– Мне перегнуть тоже нетрудно, – заверил Ценкер, направляя Краба к ставшим при свете еще гаже фурам. Все четыре уже остановились, с козел крайней свесился возница и, размахивая рукой с зажатым в ней кнутом, принялся что-то объяснять глазастому рейтару. Руппи наблюдал, тщетно унимая раздражение, так и норовящее стать полноценной злостью. К болтунам присоединился не нашедший лучшей компании Макс, обозник, чучело эдакое, принялся кивать на колымагу, где, скорее всего, почивало опаскудившееся начальство. Фельсенбург представил зануду, сопящего среди мешков, когда рядом умирали, и не выдержал. Интендантская морда запомнит, как отсиживаться в фурах, на всю жизнь запомнит!

Морок, очередной раз уловив хозяйское настроение, взял вскачь, возница обернулся на шум и вновь принялся кивать. Рожу было толком не разглядеть – темновато и далековато, но Фельсенбурга захлестнула внезапная тошнота. Такая сильная, такая знакомая…

Коня Руппи осадил, прежде чем понял, что делает, прежде, чем вообще понял, а, поняв, мог лишь заорать.

– Ценкер, назад!

Приказ запоздал – возница уже прыгнул. Прямо с козел! На рейтарского офицера! Выбитый из седла Макс покатился по земле вместе с обозником, Руперт выхватил палаш, и тут что-то захлопало, будто парус порвало. Заднее полотнище фуры исчезло, из открывшейся темной пасти клыками торчали мушкетные дула. С десяти шагов… не промахнутся…

Рука дергает повод, гремит выстрел, мориск делает чудовищный прыжок, рядом знакомо свистит. Пули свистят… Рядом – это значит мимо!

– Руби, – командует Фельсенбург, разворачивая Морока, – бесноватые!

Кто-то запоздало вопит: «Засада!», ржет лошадь. Новые выстрелы, рейтары кидаются на фуры не хуже дорожных разбойников. Рядом – грязно-серый парусиновый бок, чуть дальше – козлы. Возница… другой, машет кнутом, пытается достать. Это Фельсенбурга-то на Мороке! Ну, спасибо, повеселил. Новый безумный прыжок, клинком по руке с кнутовищем… Лапы у гада больше нет. Однорукий с воем валится с козел вниз, под копыта, мориск знает, что делать дальше, и делает. Здесь – все, вот за колымагой кипит жизнь. И смерть. Лязг, хрипы, крики…

Обогнуть осевшую уродину, сдержать разогнавшегося жеребца. Ты командуешь, исцарапай тебя Гудрун… Командуешь, а не… резвишься!

Пороховой дым мешается с остатками тумана, бьются в своих оглоблях обозные клячи, снова рявкают мушкеты первого фургона.

– Вытащить тварей!

Пара «забияк» прямо с седел перескакивают на пустые козлы, лезут внутрь. Тент ходит ходуном, внутри раздается хриплый рык и тут же обрывается. Через задний борт переваливается тело и, несколько раз дернувшись, замирает. Следом выпрыгивают оба каданца, один держится за бок и ругается по-своему, Руппи понимает только половину… Что-то про Змея и, кажется, про шишки… Сосновые.

– Господин капитан, – рапортует здоровый «забияка». – Трое их там было. Остальных вытаскивать? Трупы в смысле.

– Да на кой!.. Где лейтенант Ценкер… А, вижу!

Приятель сидит на земле возле неподвижного возницы и то ли ощупывает, то ли растирает шею. Из остатков тумана высовывается конская голова. Краб! Вот ведь умница, не удрал.

– Ты как, цел?

– Кха, вроде бы. Толстячок такой мирный… был. Дрянь какая… – Макс, передергиваясь, достает платок. Верно, если нельзя вымыться, так хоть обтереться.

– Ну, – не выдерживает Руппи, – и как тебе доблестный варит?

– Он же чуть не пеной, мерзавец, исходил! – то ли удивляется, то ли жалуется Ценкер, усердно оттирая с лица что-то невидимое. – А уж зенки… Руппи, они же белые совсем!

– Белые зенки было последним, что видела Гудрун! Будешь еще… не понимать Бруно, или поумнел?

– Руппи…

– Потом поговорим! – Фельсенбург оглядел поганые фуры и хмурых солдат. – Телеги оставим, как есть, пусть думают, что это их драгуны поработали. Парни, кого-то живьем взяли?

– Пятерых, – каданский сержант, вояка безусловно опытный и видавший виды, красноречиво мотнул головой в сторону скрученных уродов, среди которых обнаружился и господин интендант. Тварь свое дело знала – и отобрала, кого нужно, и удрать умудрилась вовремя. Не ее вина, что пропали еще и мушкетеры, а Фельсенбург, отправляясь на поиски, решил занять оставшихся ревизией.

– Руппи, – Макс все еще хрипит. – Руппи… Эту сволочь надо под суд!

– Жирно будет! – Это Бермессеру – суд и папаша Симон, ну и Марге с Гетцем, а бешеные псы обойдутся. – Сержант!

– Да, господин Фельсенбург!

– Кончайте, но так, чтобы горники на своих подумали.