– Замолчи. Никто не ожидал от него такой глупости. Ирассказывать ему о том, что произошло, я Илью не просил. Илья тебя любил, я этовидел. И надеялся, что при благоприятном стечении обстоятельств он сможетотговорить тебя от безумной затеи. Ты засомневаешься и не станешь спешить сосвадьбой. Но у него не хватило ни ума, ни терпения. Если бы он слушал меня, всебыли бы живы и счастливы.

– Надеюсь, ты в это веришь, – сказала я.

– Когда у тебя будут собственные дети, ты меня поймешь.И тебе станет стыдно за то, что сейчас происходит.

Я вышла из кабинета, слыша, как он досадливо чертыхается.

Несколько дней я пребывала в апатии, мир выгляделбезрадостно, и как-то с трудом верилось, что он изменится к лучшему. Спасаламеня только работа, привычная рутина не позволяла окончательно съехать скатушек. «Надо взять себя в руки», – каждое утро говорила я себе и морщиласьот отвращения.

После работы я ехала к Глебу и сидела у него до тех пор,пока мне не указывали на дверь. С отцом мы практически не разговаривали. Явидела: он страдает, но что-либо изменить была попросту не в состоянии. Глеб омоем отце тоже предпочитал не говорить. Он вообще по большей части болтал опустяках.

В пятницу, ближе к вечеру, он сбежал из больницы, заявив,что делать ему там нечего, ведь больным он себя не чувствует. В ответ на моиувещевания смеялся, но обещал, что ближайшие дни проведет дома, если я составлюему компанию. Но еще раньше в моем кабинете появилась Сонька и заявила спорога:

– Нюся, я в совершенном расстройстве. Пашка пропал. Втот день, когда стреляли в Глеба, мы должны были встретиться. Но я была в такомсостоянии, что даже не вспомнила о нем. И только на следующий день удивилась:чего это он не явился и даже не позвонил? А сегодня подумала: куда он делся?

– Найдется твой Пашка. В конце концов, позвони емусама.

– Я звонила. Телефон выключен.

– Ну и радуйся. Не придется болтаться по улицам исидеть в дешевых кафешках.

– А если с ним что-нибудь случилось?

– Что с ним могло случиться?

– Не знаю. Вдруг под машину попал. Он же экономит ипешком по городу носится.

– Типун тебе на язык. Соня, может, его хилый бюджет далосновательную трещину и он решил, что роскошные женщины не для него?

– Хочешь сказать, что он меня бросил? – хмыкнулаподруга. – После того как я давилась гамбургерами? Нет, я совершенно не всостоянии поверить в такое. Приличные люди хотя бы врут по телефону, чтоотправляются в кругосветное плавание. Или покоряют Эверест. Нюся, он лежитгде-нибудь без сознания, сам себя не помня. Уж поверь мне, я кое-что понимаю влюдях, просто сбежать он не мог.

– Хорошо, давай поедем в общагу и убедимся, что Пашкатвой жив и здоров.

В общежитии мы были через сорок минут и битый час потратилина общение с вахтером и прочими гражданами. Вахтер, заглянув в журнал, заявила,что Павел Кальянов в списках не значится. Бабка выглядела сущей мегерой, ноСонька смогла растопить лед ее сердца, рассказав душещипательную историю любви,на ходу сочиненную. Та сменила гнев на милость и доверительно сообщила:

– У нас тут кто только не обретается. Прописан один,живут двое, а то и пятеро. Ваш хоть как выглядит?

Сонька выдала словесный портрет любимого, бабка задумалась.

– У нас в основном грузины да молдаване. По этажампройдите, может, кто и знает вашего Павла.

По этажам мы прошлись, но толку от этого не было.Большинство обитателей общаги отсутствовало: время рабочее. Те, что оказалисьдома, Павла Кальянова не знали. Один бойкий парень, которому Сонька зазывноулыбалась, развел бурную деятельность, еще раз пробежался по этажам и дажекому-то звонил по телефону. Но и он нас не порадовал. Пришлось покинуть общагу,так ничего не выяснив.

– Но ведь он здесь живет, ты сама его сюда привозила,Нюся. Как может быть, что его никто не знает?

– Ты же видела, что здесь творится, – пожала яплечами.

– Поехали в институт, – решительно сказалаподруга.

На вечернем отделении студента Кальянова не оказалось. Также как и на дневном. Сонька была мрачнее тучи, я пыталась ее утешить:

– Может, ты институт перепутала?

– Я точно помню, он говорил, что учится настроительном. Значит, здесь. Где еще есть строительный факультет?

– Узнать это не проблема. А что, если учится он втехникуме, а не в институте?

– Зачем тогда врал?

– Хотел произвести впечатление.

К обеду мы уже знали, что ни в одном учебном заведении отучилища до университета Павла Кальянова нет. Правда, один Павел Кальяноввсе-таки нашелся, не студент, преподаватель, но Сонькина радость тут же былаомрачена, Павел Сергеевич оказался преклонного возраста, следовательно,Сонькиным возлюбленным быть не мог.

– Нюся, я ничего не понимаю, – начала злитьсяСонька. – Это что же получается, он все врал? А как же детский дом?

– Давай проверим детские дома, – сказала я и, взявтелефонный справочник, начала звонить. Человека по фамилии Кальянов там тоже незнали. Хотя к ним действительно приезжают молодые люди с подарками для детей,возможно, это один из них.

– Скажи на милость, ну зачем было врать? – вопилаСонька.

– Ты почему на него внимание в магазинеобратила? – хмуро спросила я, начав кое-что соображать.

– Как почему? Он стянул твою тележку.

– Ничего подобного. Он произвел впечатление, когдасказал, что продукты для детского дома.

– Ну?

– Соня, он хороший психолог. У тебя ценные вещи изквартиры не пропали?

Мы помчались к Соньке, по дороге она здорово нервничала, тои дело набирала номер Пашки, но его мобильный по-прежнему был отключен. К томумоменту, когда мы оказались возле ее дома, Сонька готова была к чему угодно,например, увидеть в родной квартире лишь голые стены. Влетела в жилище, какфурия, тревожно осмотрелась. На первый взгляд в квартире изменений непроизошло, все вещи были на своих местах. Сонька полезла в шкаф, где хранилазолото и наличность, и вздохнула с облегчением. И деньги, и любимые побрякушкиостались в неприкосновенности. Меня, признаться, это удивило.

– Так какого черта он врал? – возмущенно спросилаСонька. Я пожала плечами.

– Надеюсь, твой Пашка все объяснит, когда найдется. Аты уверена, что его фамилия Кальянов?