Кончил он опять со своим давешним злым и юродливым вывертом.Алеша почувствовал, однако, что ему уж он доверяет и что будь на его местедругой, то с другим этот человек не стал бы так «разговаривать» и не сообщил быему того, что сейчас ему сообщил. Это ободрило Алешу, у которого душа дрожалаот слез.

– Ах, как бы мне хотелось помириться с вашим мальчиком! –воскликнул он. – Если б вы это устроили…

– Точно так-с, – пробормотал штабс-капитан.

– Но теперь не про то, совсем не про то, слушайте, –продолжал восклицать Алеша, – слушайте. Я имею к вам поручение: этот самый мойбрат, этот Дмитрий, оскорбил и свою невесту, благороднейшую девушку, и окоторой вы, верно, слышали. Я имею право вам открыть про ее оскорбление, я дажедолжен так сделать, потому что она, узнав про вашу обиду и узнав все про вашенесчастное положение, поручила мне сейчас… давеча… снести вам это вспоможениеот нее… но только от нее одной, не от Дмитрия, который и ее бросил, отнюдь нет,и не от меня, от брата его, и не от кого-нибудь, а от нее, только от нее одной!Она вас умоляет принять ее помощь… вы оба обижены одним и тем же человеком… Онаи вспомнила-то о вас лишь тогда, когда вынесла от него такую же обиду (по силеобиды), как и вы от него! Это значит, сестра идет к брату с помощью… Она именнопоручила мне уговорить вас принять от нее вот эти двести рублей как от сестры.Никто-то об этом не узнает, никаких несправедливых сплетен не может произойти…вот эти двести рублей, и, клянусь, вы должны принять их, иначе… иначе, сталобыть, все должны быть врагами друг другу на свете! Но ведь есть же и на светебратья… У вас благородная душа… вы должны это понять, должны!..

И Алеша протянул ему две новенькие радужные сторублевыекредитки. Оба они стояли тогда именно у большого камня, у забора, и никогокругом не было. Кредитки произвели, казалось, на штабс-капитана страшноевпечатление: он вздрогнул, но сначала как бы от одного удивления: ничегоподобного ему и не мерещилось, и такого исхода он не ожидал вовсе. Помощь откого-нибудь, да еще такая значительная, ему и не мечталась даже во сне. Он взялкредитки и с минуту почти и отвечать не мог, совсем что-то новое промелькнуло влице его.

– Это мне-то, мне-с, это столько денег, двести рублей!Батюшки! Да я уж четыре года не видал таких денег, Господи! И говорит, чтосестра… и вправду это, вправду?

– Клянусь вам, что все, что я вам сказал, правда! – вскричалАлеша. Штабс-капитан покраснел.

– Послушайте-с, голубчик мой, послушайте-с, ведь если я иприму, то ведь не буду же я подлецом? В глазах-то ваших, Алексей Федорович,ведь не буду, не буду подлецом? Нет-с, Алексей Федорович, вы выслушайте,выслушайте-с, – торопился он, поминутно дотрогиваясь до Алеши обеими руками, –вы вот уговариваете меня принять тем, что «сестра» посылает, а внутри-то, просебя-то – не восчувствуете ко мне презрения, если я приму-с, а?

– Да нет же, нет! Спасением моим клянусь вам, что нет! Иникто не узнает никогда, только мы: я, вы, да она, да еще одна дама, ее большойдруг…

– Что дама! Слушайте, Алексей Федорович, выслушайте-с, ведьуж теперь минута такая пришла-с, что надо выслушать, ибо вы даже и понять неможете, что могут значить для меня теперь эти двести рублей, – продолжалбедняк, приходя постепенно в какой-то беспорядочный, почти дикий восторг. Онбыл как бы сбит с толку, говорил же чрезвычайно спеша и торопясь, точно опасаясь,что ему не дадут всего высказать. – Кроме того, что это честно приобретено, отстоль уважаемой и святой «сестры-с», знаете ли вы, что я маменьку и Ниночку –горбатенького-то ангела моего, дочку-то, полечить теперь могу? Приезжал ко мнедоктор Герценштубе, по доброте своего сердца, осматривал их обеих целый час:«Не понимаю, говорит, ничего», а, однако же, минеральная вода, которая в аптекездешней есть (прописал он ее), несомненную пользу ей принесет, да ванны ножныеиз лекарств тоже ей прописал. Минеральная-то вода стоит тридцать копеек, акувшинов-то надо выпить, может быть, сорок. Так я взял да рецепт и положил наполку под образа, да там и лежит. А Ниночку прописал купать в каком-торастворе, в горячих ваннах таких, да ежедневно утром и вечером, так где ж намбыло сочинить такое леченье-с, у нас-то, в хоромах-то наших, без прислуги, безпомощи, без посуды и воды-с? А Ниночка-то вся в ревматизме, я вам это еще и неговорил, по ночам ноет у ней вся правая половина, мучается и, верите ли, ангелБожий, крепится, чтобы нас не обеспокоить, не стонет, чтобы нас не разбудить.Кушаем мы что попало, что добудется, так ведь она самый последний кусоквозьмет, что собаке только можно выкинуть: «Не стою я, дескать, этого куска, яу вас отнимаю, вам бременем сижу». Вот что ее взгляд ангельский хочетизобразить. Служим мы ей, а ей это тягостно: «Не стою я того, не стою,недостойная я калека, бесполезная», – а еще бы она не стоила-с, когда она всехнас своею ангельскою кротостью у Бога вымолила, без нее, без ее тихого слова, унас был бы ад-с, даже Варю и ту смягчила. А Варвару-то Николавну тоже неосуждайте-с, тоже ангел она, тоже обиженная. Прибыла она к нам летом, а было сней шестнадцать рублей, уроками заработала и отложила их на отъезд, чтобы всентябре, то есть теперь-то, в Петербург на них воротиться. А мы взялиденежки-то ее и прожили и не на что ей теперь воротиться, вот как-с. Да инельзя воротиться-то, потому на нас, как каторжная, работает – ведь мы ее какклячу запрягли-оседлали, за всеми ходит, чинит, моет, пол метет, маменьку впостель укладывает, а маменька капризная-с, а маменька слезливая-с, а маменькасумасшедшая-с!.. Так ведь теперь я на эти двести рублей служанку нанять могу-с,понимаете ли вы, Алексей Федорович, лечение милых существ предпринять могу-с,курсистку в Петербург направлю-с, говядины куплю-с, диету новую заведу-с.Господи, да ведь это мечта!

Алеша был ужасно рад, что доставил столько счастия и чтобедняк согласился быть осчастливленным.

– Стойте, Алексей Федорович, стойте, – схватился опять зановую, вдруг представившуюся ему мечту штабс-капитан и опять затараторилисступленною скороговоркой, – да знаете ли вы, что мы с Илюшкой, пожалуй, ивпрямь теперь мечту осуществим: купим лошадку да кибитку, да лошадку-товороненькую, он просил непременно чтобы вороненькую, да и отправимся, кактретьего дня расписывали. У меня в К-ской губернии адвокат есть знакомый-с, сдетства приятель-с, передавали мне чрез верного человека, что если приеду, тоон мне у себя на конторе место письмоводителя будто бы даст-с, так ведь, ктоего знает, может, и даст… Ну так посадить бы маменьку, посадить бы Ниночку,Илюшечку править посажу, а я бы пешечком, пешечком, да всех бы и повез-с…Господи, да если бы только один должок пропащий здесь получить, так, может,достанет даже и на это-с!

– Достанет, достанет! – воскликнул Алеша, – КатеринаИвановна вам пришлет еще, сколько угодно, и знаете ли, у меня тоже есть деньги,возьмите сколько вам надо, как от брата, как от друга, потом отдадите… (Выразбогатеете, разбогатеете!) И знаете, что никогда вы ничего лучше даже ипридумать не в состоянии, как этот переезд в другую губернию! В этом вашеспасение, а главное, для вашего мальчика – и знаете, поскорее бы, до зимы бы,до холодов, и написали бы нам оттуда, и остались бы мы братьями… Нет, это немечта!