не удовлетворился своими пятьма или шестьма женами». Немецкий дворянин Альберт Шлихтинг писал: «У этого тирана есть много тайных доносчиков, которые доносят, если женщина худо говорит о великом князе тиране. Он тотчас велит всех хватать и приводить к себе даже из спальни мужей; приведенных, если понравятся, удерживает у себя, пока хочет; если же не понравится, то велит своим стрельцам насиловать ее у себя на глазах… Когда он опустошал владения воеводы Ивана Петровича, то в лагере у него были отборнейшие женщины выдающейся красоты, в количестве 50, которые передвигались на носилках… Этими женщинами он злоупотреблял для своей похоти. Которая ему нравилась, ту он удерживал, а которая переставала нравиться, ту приказывал бросить в реку».

О разврате в Александровой слободе повествует Пискаревский летописец в рассказе о свадьбе княжича Василия Владимировича Старицкого, племянника Грозного: «а свадьба была в Слободе с великим срамом и с поруганием. А выслал ее (невесту. – В.К.) за заставу в одной сорочке, и она ходила по деревням; нихто не смеет пустити и тако скончалася». Дьяк Иван Тимофеев в рассказе о погроме дворца князя Владимира Старицкого писал: «А всех рабов его дома, кроме доносчиков, предал различным мукам, всячески бесстыдно надругавшись над женским полом. Так как это благочестивым царям творить несвойственно, то и здесь говорить нельзя о том, что неподобает; поэтому и я не смею дерзкими словами раскрыть весь стыд его венца и рассказал кратко прикрытыми словами».

При этом, как известно, с 1570 года царь официально женился еще четыре раза и имел длительную связь с Василисой Мелентьевой, вдовой дьяка, с которой не был обвенчан. На этом Грозный не собирался останавливаться и, состоя в браке с Марией Нагой, матерью царевича Дмитрия Угличского, сватался к родственнице английской королевы Елизаветы I Марии Гастингс. Эти переговоры прервались кончиной царя.

Итак, перед нами вырисовывается ужасный облик «грозного» царя-сластолюбца, бывшего к тому же еще и патологическим изувером. Всё это, конечно, важно для понимания личности и эпохи Грозного. Но не столько само по себе, а для сравнения нравственного облика царя с той ролью, которую он исполнял. В своих литературных сочинениях, являющихся продуктом эпохи, Грозный представлял себя высшим судьей и наставником всех христиан, морализировал и неоднократно утверждал, что получает Божественное покровительство и помощь. Как сочетались в Грозном столь низкий моральный облик и столь высокая самооценка – загадка для историков и психологов.

Сам царь на упреки Курбского отвечал: «Вси есмы человецы». В ответ на пассаж о Кроносовых жрецах Грозный выдвигал и вовсе абсурдный аргумент: «Толко бы вы у меня не отняли юницы моея, ино и Кроновы жертвы не было». Иначе говоря, если бы злые бояре не «счаровали» Анастасию, царь не стал бы искать развлечений с Басмановым и ему подобными. Вероятно, Грозный считал, что ему, ввиду его особого положения – единственного истинно христианского государя – можно творить что угодно. Как это похоже на оправдания многих бывших правителей, отстраненных от власти…

Распутство подорвало здоровье Грозного. Джером Горсей свидетельствует: «У царя стали страшно распухать половые органы – признак того, что он грешил беспрерывно в течение пятидесяти лет; он сам хвастал тем, что растлил тысячу дев, и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни». В последние годы жизни царь страдал венерическими заболеваниями, о чем свидетельствует и наличие солей ртути (впрочем, недостаточное для смертельной дозы), обнаруженных в его костях при антропологическом исследовании. Как известно, ртуть входила в состав лекарств, употреблявшихся в Средневековье для лечения сифилиса и гонореи. Изнемогая от болезней, царь остался верен своему похотливому нраву. Незадолго до смерти он пытался изнасиловать невестку – царевну Ирину, жену своего сына Федора. Ее спасло то, что на громкие крики Ирины сбежались слуги. В отместку царь приказал убить всех, кто помешал ему, а от Федора требовал бросить жену. Но царевич остался тверд, да и его отец недолго прожил после этого. 18 марта 1584 года он умер, причем историки не исключают, что смерть царя ускорил заговор, одним из участников которого называют Бориса Годунова, брата Ирины.

Киев и его обитатели

Ходыки и другие «недобрые молодцы»

Первым, кто серьезно стал заниматься литовским периодом Киева, был В. Б. Антонович. Он подверг критике большой отрывок из «Хроники Быховца», где подробно описывается сражение Гедимина под Киевом. А его серьезное историческое исследование «Киевские войты Ходыки» я постараюсь вкратце пересказать, так как этот «эпизод из истории городского самоуправления в Киеве в XVI – XVII ст.» рассказывает о жизни города после получения Магдебургского права. Торговля оживилась, капиталы умножились, многие мещанские семьи разбогатели, стали переходить в другие сословия – земянское, а после 1569 года и в шляхетское. Нередко для того чтобы стать членом зарождающейся городской аристократии, приходилось отказываться от норм христианской морали, проявлять алчность, лживость и продажность. Антонович рассказывает о знатной мещанской семье Ходыки, составившей в Киеве колоссальное для того времени состояние и выдвинувшей из своей среды трех киевских войтов.

В начале XVI века среди бояр, приписанных к мозырскому замку, жила семья Кобызевичей. Их предок Кобыз был среди татарских пленников, поселенных Витовтом в окрестностях Мозыря. Его потомки несли военную службу и одаривались за это землей. Когда семья разбогатела, то один из ее представителей – Иван – отправился в Киев, оставив землю старшему брату Федору. Спустя 30 лет он собрал приличное состояние и оставил его, вместе с усадьбой на Боричевом Току, сыну Устину, принявшему новую фамилию Фиц. Он был райцем и от города в аренде имел «местские корчмы», то есть городские шинки. Но в 1578 году Устин Фиц-Кобызевич умирает одиноким. А у его брата Федора было 8 сыновей, которые после его смерти и раздела имущества получили по 1 копе и 6,5 гроша денег, 1 серебряной ложке, 1 медному котлу, по 1 коню, 1 сабле, 1 седлу… Получив скудное наследство, молодые люди должны были дальше сами заботиться о своей судьбе. Трое из них – Василий, Федор и Иов – надумали попытать счастья в Киеве с помощью двоюродного брата Устина. Это была идея Василия, неразборчивого в средствах и мечтавшего добиться богатства и высокого положения. Он даже ограбил родного брата, оставшегося на родине. В Киеве трое братьев были радушно приняты бездетным Устином Фицем, который помог им устроиться. Василий стал изыскивать возможность быстрого обогащения. И случай подвернулся. С 1569 года на Руси несколько лет свирепствовал голод, вызванный войной с Московией. Началось «моровое поветрие» – чума. Зараза коснулась и Киева. Одним из пострадавших стало богатое семейство Митковичей, имевшее несколько «крамных комор» – лавок и складов сукна. На фамильной печати красовалась эмблема