Брат Сабира Ванбир вместе с сыном Тавваном и шестью тысячами солдат должен был раньше бежевых занять холмы над озером Сатусан, куда, по сообщению Махрана, уже двигалось четырехтысячное воинство черных Дайхаттов. Еще четыре тысячи под рукой командира Видарны Сабир послал отбивать реку Латарт на западе, просекающую в теплое время года, подобно голубой ленте, плодородную долину за холмами, где они осели сейчас. Центральную полосу страны Сабир Свирепый Яввуз оставил для себя, пяти тысяч своих «меднотелых» и двенадцати тысяч остальной армии, отдельные подразделения которой возглавлялись Бансабирой, Руссой, Гистаспом, Видарной, Отаном и Гобрием – командирами тана.

Кроме того, в центральной полосе Яса находился еще один благородный дом защитников, Сиреневый дом Ниитас, и на его счет у Сабира стали возникать отдельные соображения. Он не просто так назвал наследницей дочь, о которой мало что знал, несмотря на теплоту в груди по поводу воссоединения. Теперь, когда Бану вернулась, прежний альянс Яввузов и Ниитасов мог разгореться с новой силой – ведь правящему ныне Идену Ниитасу Бансабира приходилась родной внучкой.

В дни стоянки в лагере царила тренировочная атмосфера, и в короткие сроки стало привычным нет-нет да и увидеть, как в послеобеденные часы упражняется маленькая танша то с братом, то с отцом. Многие быстро уяснили, что людская молва не лгала, когда разнесла по всем станам весть о победе сестры над бастардом: юную госпожу признали мастером боя на мечах и копьях, с саблей и шестом, пешей и конной; она обладала недюжей для женщины выносливостью и без промаха стреляла с обеих рук.

И однако все это не приближало Бану ни к окружению отца, ни к солдатне. Высоко вознеслась неведомая танша и была чужой.

После тренировки с ножами женщина традиционно переходила к другим – Юдейр приносил перевязанные между собой громадные мехи с водой, женщина вешала их на шею и, расставив ноги, приседала. Когда не держали ноги – падала на землю, вытягиваясь и поднимаясь на руках. Юдейр отвязывал один мех и располагал его меж лопаток женщины…

В такие моменты – многие понимали – Бансабира, босая, взмыленная, в закатанных штанах, с лоснящимся лбом, тяжело дышавшая и ловко перекидывающая меж пальцев ножи, приседавшая с водой и таскавшая ее вдоль берега и к холмам, казалась невероятно простой и обычной женщиной и была солдатне ближе всего.

Уже заканчивался общий завтрак и сбор, а Бансабира все еще тренировалась.

Раду, голодный и злой, неизменно находился в двадцати шагах. Бану иногда казалось, что этот громадина теперь и днем и ночью на глаз сможет определить это расстояние. Даже через пятьдесят лет.

Было почти десять часов. Бану, опять вооруженная ножами, провернулась, занеся руку, и… раздался лязг.

«Что за?!..» – пронеслось в голове.

Включилась мгновенно и, вложив остаток сил, круговым движением отвела вражеский кинжал. Державший его мужчина – без дюйма шести футов ростом, короткостриженый, черноусый – сделал шаг назад и внезапно склонил голову, припав на колено.

– Простите меня, госпожа, – протараторил непримечательным голосом. – Я Одхан, рядовой из «меднотелых». Умоляю, – заговорил горячо, опустив голову еще ниже, – позвольте мне тренироваться с вами!

– Чего? – нахмурилась, плотно сжимая рукоять ножа.

– Тану Бансабира, позвольте мне тренироваться с вами! – повторил молодой мужчина намного тверже и уверенней, подняв голову и заглянув женщине в глаза.

«Да ему больше тридцати», – между делом подумала Бану.

– Хотя бы иногда! – продолжил мужчина. – Знаю, я всего лишь рядовой, даже не десятник, тем более сотник, и у меня нет права думать, что я…

Одхан не договорил – подлетевшие по безмолвному приказу Раду два «меднотелых» скрутили просителя.

– Как ты смеешь поднимать руку на тану?! – Раду прорычал, точно бурый медведь, разбуженный в зиму. Все взоры обратились на них.

Мгновенно Раду достал из ножен меч и приставил к горлу Одхана. Неожиданно на его кисть под гардой опустилось нечто белое, прохладное, мозолистое. Мужчина проследил алебастровую дорожку и увидел светлокожее лицо, вскинутое в «бесстрастном» возмущении. Тихий женский голос спросил:

– Разве не говорила я тебе, Раду, не приближаться ко мне ближе, чем на двадцать шагов?

– Это так, госпожа, но ваш отец поручил мне оберегать вашу жизнь, и я…

– Ты, Раду, – с нажимом заверила танша, сверкая изумрудными глазами, – лишишься левой руки, если еще раз посмеешь нарушить приказ.

– Но, та… – Женские пальцы надавили сильнее на его кисть, а лицо стало настолько выразительным, что Раду осекся на полуслове.

– Я все понял, – уныло пробубнил здоровяк, убирая меч в ножны. – Прошу извинить.

Коротко поклонился, кивнул «меднотелым», державшим Одхана, сделал шаг в сторону.

– Стой, – приказала тану. Раду замер. – Я не позволяла тебе уходить.

Громадина тяжело дышал, а Бану вернула лицу былое спокойствие.

– Поверь, когда понадобишься, Раду, ты узнаешь первым.

– Как пожелаете.

– Можешь идти.

– Слушаюсь.

Бансабира выдержала паузу, пока Раду отойдет на двадцать шагов, а остальные телохранители отца вернутся к тренировке. Одхан все еще стоял на одном колене.

– Благодарю, госп…

– Встань.

Взвинтился и выпрямился. Недоумевая, пронаблюдал, как Бансабира ловко спрятала нож за одно из тайных креплений в одежде.

– Я не очень хороша в рукопашной. Фиксируй удары и следи за собой, я устала ходить в синяках.

– Да, тану Банса…

Бану атаковала.

На исходе того дня женщина послала Юдейра сообщить Одхану, что тот стал первым отобранным в отряд телохранителей тану Бансабиры. Одхан ликовал.

За ночь до разделения воинства для новых бросков Сагромах зашел к Сабиру с единственной просьбой – пересмотреть стратегию. Тан Яввуз поинтересовался о причинах, а услышав ответ, в сердцах назвал соратника идиотом. Они не для того почти месяц собирали информацию от всех шпионов и планировали последующие действия, чтобы менять что-то сейчас по воле каких-то дурацких предчувствий и внутренних голосов.

– Если она и впрямь твоя дочь…

– Снова ты об этом! – гаркнул Сабир. – Сколько можно, я все решил!

– Тогда позволь мне пойти с ней, – прямо заявил Маатхас.

Сабир в который раз за вечер уставился на друга и соратника круглыми глазами. Нельзя, раздраженно бросил он. Нельзя. У каждого из них в этой войне своя задача, нечего, да и не время, крутить шашни на глазах у армии. Как Сагромах ни просил, Сабир был непоколебим: ни под командованием Маатхаса, ни в качестве сподвижника, ни как-либо еще Бансабиру с ним, Сагромахом, Свирепый не отпустит.

Маатхас покинул шатер Сабира не столько расстроенным, сколько озадаченным. Внутреннее чутье настойчиво требовало от тана узнать Бансабиру лучше. Она не самая красивая женщина, что он встречал, и вряд ли вообще женщина, и он Бану даже за руку ни разу не держал, слова вольного себе не позволил и… Ему надо удостовериться.