— Я нашел кое-кого, кто ее знает. А это значит, Черити скоростанет известно, что я в Филадельфии. А может, уже известно.

— То есть ты позволил этому вампиру сбежать, чтобы онисполнил роль гонца? — Лукас сделал большой глоток сока прямо из пакета. — Этонеумно.

Балтазар насупился:

— Я не пронзаю людей колом в первую же секунду, как толькопочую неладное. Это одна из многих вещей, которая отличает меня от тебя.

— Полагаю, это означает, что тебе придется спасатьсябегством, да?

— Я не убегаю от драки, — отрезал Балтазар. — И не собираюсьбросать свою сестру, обрекая ее на подобное существование.

— Никто не заставляет ее так поступать, — ответил Лукас,сунув сок обратно в холодильник. — Тебе пора бы уже это понять. Или ты этовсегда знал?

На этот вопрос Балтазар не ответил.

— Если бы я смог оторвать ее от клана, Черити пришла бы всебя.

— И что ты намерен сделать? Запереть ее на замок примерно настолетие, пока она с тобой не согласится?

— Да.

— Ну, приятель, у вас не отношения, а черт знает что.

— Ну а ты знаешь, как с ней справиться? Есть более удачныйплан? — возмутился Балтазар. — Заметь, кол тут даже не рассматривается.

— Это ты говоришь. — Лукас сделал глубокий вдох. — Отменя-то ты чего хочешь? Чтобы я помог тебе ее похитить?

Балтазару явно не хотелось прибегать к помощи Лукаса, тем неменее он кивнул.

— Ты умеешь сражаться. А Черити вряд ли предполагает, что мыс тобой заодно, так что можно будет использовать элемент неожиданности.

— Когда?

— Она начнет действовать на закате. Значит, через паручасов. — Как все вампиры, Балтазар чувствовал, сколько времени до заката илирассвета. — Чем быстрее мы тронемся в путь, тем лучше.

Лукасу нельзя было сегодня вечером гоняться за Черити.Честно говоря, я предпочла бы, чтобы он за ней вообще не гонялся. Она опасна, ине имеет значения, насколько он хороший боец и какой силой я наделила его,когда пила его кровь. Черити всегда будет сильнее. А поскольку за ней стоитвесь клан, я просто не представляла, как Лукас с Балтазаром могут справиться.

Но если раньше я, по крайней мере, не сомневалась, что Лукассумеет остаться в живых, то сейчас он был ужасно усталым. И очень горевал.Балтазар, ослепленный собственным горем, или виной, или тем и другим, совершаетидиотский поступок — попросту ведет их обоих на верную смерть.

Понимает ли это Лукас? Меня охватил ужас — до меня дошло,что, скорее всего, понимает.

Я смотрела, как он надевает фланелевую рубашку изашнуровывает кроссовки. Меня терзал невыносимый страх. Неужели Лукас думает,что, если он умрет, мы с ним снова будем вместе? Или просто жизнь больше ничегодля него не значит? Для меня она значила очень много. Я хотела, чтобы он жил ибыл счастлив за нас обоих.

Казалось, что Лукасу теперь на все это наплевать.

Почти собравшись, он подошел к небольшому комоду, гдехранились мои вещи. Пальцы его сомкнулись на гагатовой броши, когда-топодаренной мне — казалось, что давным-давно, — и я поняла, что он пытаетсяпочерпнуть в ней силу так, как это делала раньше я. А потом он быстро засунулброшь в карман рубашки.

«О Балтазар, я просто убила бы тебя за это! Мальчики,пожалуйста, остановитесь!»

Балтазар стоял, прислонившись к винной стойке, и выгляделпри этом таким усталым, что на секунду я его пожалела. Тут Лукас сказал:

— Ну, пошли.

— Нам нужно оружие, — отозвался Балтазар. Лукас, никогда неходивший на охоту с Черным

Крестом или даже на встречу со мной, не вооружившись дозубов, ответил только:

— Придумаем что-нибудь.

Они вышли за дверь. Я хотела последовать за ними, но у меняничего не получилось. Добравшись примерно до середины подъездной дорожки, японяла, что дальше двинуться не могу. Пришлось остаться там и смотреть, как онисадятся в машину.

Лукас устроился на пассажирском сиденье и прищурился, глядятуда, где стояла я. Но когда Балтазар завел мотор и машина тронулась, онотвернулся. Возможно, Лукас решил, что это просто игра света.

Машина Балтазара давно скрылась из виду, а я все стояла исмотрела вслед. Мне нечего было делать на улице, но похоже, что я навекипривязана к винному погребу, а значит, скоро меня начнет от него тошнить.

— Фу, какое жалостное зрелище!

— Заткнись, Макси, — пробормотала я.

— А может, тебе уже пора самой заткнуться и для разнообразияпослушать меня? — Макси сделалась более материальной. Первое, что я увидела, —не волосы и не туловище, а одну скептически изогнутую бровь, будто передо мнойстоял Чеширский Кот. — Видишь ли, я могу тебе помочь. И знаю других, которыетоже могут. Так что самое время перестать смотреть на меня как на мусор.

— Да как ты мне можешь помочь, если я уже умерла?

Вопрос был риторическим, но она ответила:

— Неужели ты не хочешь узнать?

— Ну, говори.

Наконец Макси приняла телесную форму, но стоило ей сделатьсячуть плотнее, как лужайку затянуло прозрачным туманом, и, прежде чем я успелачто-то сообразить, мы с ней оказались в винном погребе, рядом с кроватью, накоторой я умерла.

— Ага, так-то лучше. — На мой вкус она улыбалась чересчурудовлетворенно, но преимущество действительно было на ее стороне. — Я думаю,что рано или поздно тебе это даже понравится.

— Ничего мне не понравится! — разозлилась я. — Вы, ребята,сражались за меня с вампирами и победили. Я проиграла в любом случае.

— Ты себя так ведешь, как будто у тебя была возможность житьнормальной жизнью. Сама подумай. Этого никогда бы не случилось! Ты родилась,чтобы стать нежитью, это твоя природа, поэтому ты такая и поэтому ты здесь.Глупо обвинять в этом меня.

— Думаю, ты умерла так давно, что уже забыла, каково это —быть живой.

Макси склонила голову набок:

— Наверное, ты права. Но с тобой это тоже случится.

Забыть, что такое жизнь? Никогда. Забыть жизнь — значитзабыть все то чудесное, чем она полна, это значит — забыть Лукаса, а уж этоготочно никогда не произойдет.

— Говоришь, ты можешь мне помочь? Докажи.

— Ладно. — Макси показала на небольшой комод, в которомлежали мои вещи. — Возьми свой коралловый браслет.

— Какая связь между тобой и моими драгоценностями?

— Возьми браслет, и увидишь.

Интересно, как, по ее мнению, я могу что-нибудь взять? Уменя больше нет настоящих рук, только иллюзия. Решив, что продемонстрируюМакси, какую глупость она ляпнула, я опустила руку в открытый ящик комода... иощутила в ней серебро и кораллы — восхитительно твердые. Вытащив браслет, яуставилась на расплывчатое отражение в стеклянной дверце микроволновки:мерцающий голубоватый свет, в котором покачивался браслет, словно подвешенный ввоздухе. Это меня настолько поразило, что я не могла произнести ни слова.