– А… подарки?

– А с подарками я потом старшего отправил, по главной улице. Приглядел за ним со стороны, так, на всякий случай. И сразу к тебе. А ты: «Где был, где шлялся?»

– Ну, хватит, не начинай, – прервала его Грейцель. – Вот, возьми.

Она протянула ему тяжелый мешочек.

– Это тебе. От дедушки.

Девриг, взвесив мешочек на ладони, присвистнул.

– Однако… А дедушке больше ничего не нужно? Если он всегда так благодарит, так я ему могу и полы помыть с окнами. И двор еще подмету.

– Этот дедушка – не единственный, кому нужно окна помыть. Я ведь тебе предлагала. Все в силе.

Мешочек отправился на пояс под камзол. Девирг оперся спиной на перила и посмотрел в небо.

– Знаешь, – сказал он наконец, – Я конечно думал. Много думал. Но с тех пор, как ты, переехала в Диверт, кстати, захватив лучшую мою мебель, вся квартира снова перешла в мое распоряжение. А кто захочет бросать жилье в столице? Да и потом, ты же знаешь – я неперевоспитываемый дикарь-одиночка: немытая днями посуда, носки в книжках вместо закладок, и все такое. Тебе за меня перед твоими друзьями будет стыдно.

Грейцель покачала головой:

– Жаль. Но, если вдруг передумаешь…

– Если вдруг…

Она протянула руку:

– Думай, дикарь-одиночка. А мне пора. Иначе придется оставаться, а у тебя там носки в книжках и какое-то рыжее чудо в кровати сидит, глазами хлопает.

– Эй!

– Да ладно, успокойся, я просто умыться с дороги зашла. Отдать ключ?

– Ни в коем случае! – улыбнулся Девирг.

Он пожал протянутую ладонь, затем они обнялись. Грейцель развернулась, спустилась на площадь, махнула рукой на прощание и вскоре скрылась из вида среди гуляющих.

Девирг молча, без улыбки смотрел ей вслед.

Они познакомились еще в детстве, когда вся семья Девирга перебралась на Инцмир – небольшой островок в получасе водного путешествия из порта Аверда. Детьми пропадали на берегу и лазили по деревьям. Иногда дрались, не без этого – Грейцель никогда не смущалась дать сдачи тому, кто пытался ее задирть. Став старше – делились мечтами, и часами спорили, пытаясь доказать друг другу свой, разумеется, единственно верный, взгляд на жизнь и ее идеалы.

Когда однажды – как раз праздновали Тэйцэвас – она примчалась с горящими глазами и объявила, что уезжает с Инцмира учиться в Академии, в Старом Городе, общие друзья еще долго не могли в это поверить, а он поверил сразу. Просто потому что у этой странной девчонки не могло быть все как у всех. И совершенно не удивился, когда, перебравшись в Аверд, увидел ее, стоящей с пикой, в стальном нагруднике и в белом плаще в карауле у одних из ворот в Старый Город.

Встречаясь иногда, гуляя по городу, и болтая о куче разных вещей, они никогда не лезли в жизнь друг друга, потому что знали – им обоим есть, о чем промолчать. Он смеялся над ее шутками, делал вид, что не замечает ее опухших, покрасневших от усталости глаз и только аккуратно укрывал ее, когда Грейцель засыпала, стоило им присесть на траву под какое-нибудь дерево в парке. А она никогда не спрашивала, где он иногда может пропадать неделями, и чем он вообще зарабатывает себе на жизнь и жилье, хоть и скромное, но в достаточно дорогом районе Аверда.

– Твои спросили у меня, чем ты тут занимаешься, – сказала она однажды, побывав в отпуске на Инцмире и привезя как обычно здоровенную сумку со всякими вкусностями из дома.

– И что же ты им сказала? – поинтересовался он.

– Сказала, что ты разрешаешь разные вопросы и недоразумения, которые иногда возникают у тех, кто к тебе обращается. Они подумали и ответили, что, мало что поняли, но, судя по тем деньгам, что ты им пересылаешь, ты в этом деле весьма хорош.

– Ну, может быть и так, – усмехнулся он тогда.

И больше эта тема не поднималась никогда.

Странности начались около года назад. Грейцель пришла в гости и на ней, что называется, лица не было. Минут двадцать они просто молча просидели за столом друг напротив друга.

– Мое прошение отклонили, – наконец, сказала она. – Я не смогу остаться на службе в Старом городе.

– Что-то случилось?

– Не знаю. Они же ничего не говорят. Алворд зовет на хорошую гарнизонную офицерскую должность в штаб Совета, но… Да и не в этом даже дело.

Она встала, подошла к окну. Долго стояла, глядя на улицу.

– Я чувствую, что потерялась, – прошептала она наконец. – Когда я надела этот плащ – я дала слово отстаивать справедливость и всеми силами противостоять лжи и подлости. Противостоять, а не замалчивать их! Не договариваться с ними, не мириться во имя каких-то «общих интересов». Я дала слово быть защитой от них, а не бессильно опускать руки, вздыхать и проходить мимо, успокаивая себя тем, что так нужно для общего блага! Я столько вынесла… чего ради? Чтобы видеть все это и оправдываться словами: «А что я могу сделать»?! Может быть, они правы, и носить белый плащ – это все-таки не мое?

– Носить белый плащ и служить в Старом Городе – не одно и то же, – возразил Девирг. –Эта форма – отражение твоих собственных взглядов. Твоих правил, которые ты сама установила для себя. Твоих собственных убеждений. И еще чего-то, что знаешь только ты. Но не она дала тебе все это. И ни Академия, ни Старый Город тут ни при чем. Ты была такой задолго до того, как попала туда. Так что мало кто достоин этого плаща так, как достойна его ты. И поэтому, даже покинув службу, ты останешься отличным офицером. Но, поверь мне – ты не политик. И, судя по всему, никогда им не станешь. В этом дело.

– Ты прав… – опустила голову Грейцель. – Я не политик. Я…

Вдруг она замолчала. Затем подняла голову и обернулась к столу. На ее лице сияла улыбка. Затем она подошла и крепко его обняла.

– Спасибо!

Стул, с которого не успел встать Девирг, под ее объятиями, натужно скрипнул деревянной спинкой.

– За что?.. – ошарашенно просипел Девирг. – Можно вдохнуть?

– Дыши! – Грейцель разомкнула объятия и направилась к двери. – Я побежала! Мне нужно будет съездить в Диверт, а потом, как вернусь, найти тут жилье – после выпуска нужно будет съехать из комнаты в Академии. А на Инцмир я не вернусь ни за что! Поможешь подыскать что-нибудь недорогое?

– Там, в вазе ключи – возьми себе один, вдруг меня не окажется, когда вернешься.

Девушка остановилась в дверях.

– Какие ключи? От чего?

Девирг подошел, вынул из вазочки ключ и протянул ей.

– Эти ключи. От этой двери.

– Ты серьезно?

– Бери, говорю! – он сунул ключ ей в ладонь. – Все равно я во второй комнате не живу, так ее хоть убирать не надо будет.