Маша, в голове которой неожиданно даже для неё самой развиднелось, тряхнула подругу так, что у той звонко клацнули зубы. Но рыжая замолчала и вроде бы таращилась на столб, подпирающий потолочную балку, уже не так бессмысленно. По крайней мере, глаза у неё явно поуменьшились в размерах.

Наверху разлилась свинцовая тишина, Мария только и слышала, что шорох всё ещё сыплющейся трухи, да тяжёлое дыхание подруги над ухом. Ну и бешеный барабан собственного сердца.

– В общем так, подружки-веселушки, исторички-истерички, краеведы-археологи, – замогильный голос упал в тишину, как камень в воду. – Сроку вам сутки. Если не отдадите чужое, то так и загнётесь в этом подполе. Не надейтесь, что вас отсюда вытащат. Имейте в виду, спасатели тут уже были, но… – Голос мерзенько и неправдоподобно, словно мультяшный злодей, хихикнул, – никого не нашли. Уж больно хорошо спрятан подвальчик, красота прям! Отсчёт пошёл. Решайте, что вам нужнее, бабки или жизнь.

Доски снова скрипнули, теперь облегчённо. По-звериному мягкие, но словно каменные шаги, пробухали, затихая. Вроде бы вдалеке бахнула дверь. Ирка судорожно всхлипнула, обдав Машино ухо влажным жаром. Мельге отодвинулась от рыжей, но выпустить её всё же не решилась – ну точно ребёнок, обнимающий любимого мишку.

– Что это, Машк? – скульнул «медвежёнок». – Чего ему от нас надо? Чего привязался?

– Гораздо интереснее, откуда он знает, что мы историки-археологи, – Мария попыталась всё-таки разжать сведённые судорогой пальцы, но у неё ничего толком не получилось. Пришлось тереть дико зачесавшийся нос о плечо. – Ну, про меня ладно, это же Мухлово, тут все про всех знают. Но откуда дровишки, что мы с тобой вместе учились? И он явно местный. Помню, ещё тогда по телефону резануло, он меня Кислициной назвал. Или не по телефону, что ли?

– Мельге-е, ты совсем с катушек съехала? – неожиданно громким и, главное, абсолютно вменяемым тоном поинтересовалась Ирка.

Маша в ответ только пожала плечами, потому как была не уверена, совсем или всё же ещё не до конца.

***

А люк всё-таки нашёлся, но щели между досками были заделаны так тщательно и аккуратно, что Маша бы их ни за какие коврижки не разглядела, не знай она, где искать. Но ведь злодей же не зря выбрал именно это место, чтобы злодейски вещать свои злодейские речи? Люди, как правило, останавливаются и начинают говорить там, где их услышать могут: у окна, у двери, а значит…

В общем-то, ничего это не значило, конечно, маньяк на то и маньяк, чтобы его действия логике не поддавались, но люк всё же был там, где он – маньяк, а не люк, понятно – на корточки присел. Только вот легче от находки не стало, у Марии не хватало сил не только на то, чтобы открыть крышку, но даже и просто приподнять. Проклятая штука ни на сантиметр не сдвинулась, чтобы госпожа Мельге не делала. Только, вроде бы, шевельнулась, когда Мария Архиповна, шёпотом и стесняясь, но от всего сердца её по матушке обложила, правда, на этом дело и застопорилось. Не помогло и просовывание в щель палок с досками – зазор оказался настолько крохотный, что втиснуть туда что-нибудь, хоть немного смахивающее на рычаг, не удавалось, а всё остальное ломалось, как спички.

В конце концов, роясь в кучах хлама с энтузиазмом собаки, копающейся в отбросах, Маша отыскала ржавый, но крепкий железный прут, сплющенный на конце навроде лома. Решительно сдув с носа прилипшие пряди волос, госпожа Мельге снова залезла на ящик, для удобства поставленный под люки, и…

– Отдай! – Подскочившая Ирка рванула на себя «лом» с такой силой, что Мария едва на землю не навернулась. – Сломаешь!

– Ириш, ты чего? – похлопав глазами, осторожно спросила Маша.

Правильно, кто её знает, рыжую-то? Может, свихнулась на почве переживаний, а, может, травма сказывается? Сейчас как возьмёт этот самый прут, как…

– Он нам нужен! – безапелляционно заявила красотка, в данный момент на самом деле не слишком похожая на нормальную. – Когда этот придёт, мы его!.. Хрясь! – Ирина уверенно махнула «ломиком», как двуручным мечом и Мария едва успела отскочить, чтоб не попасть под «хрясь». – И всё! Будет знать, как совать кого попало куда попало!

– Ты только не навези кому попало, ладно, – горячо посоветовала Маша. – И верни эту штуку на родину. Во-первых, я её при всём желании не сломаю. А, во-вторых, никто сюда не придёт.

– Почему это не придёт? – растерянно скульнула Ирка, прижимая к груди лом, будто любимое дитя. – А маньяк?

– А маньяк тем более. Он что, дурак? Планируй он сюда вернуться, то хотя бы связал нас. Мы хоть дамы и трепетные, но не вот тебе анютины глазки. Логично? Логично. Значит, не сам спускаться, ни нас выпускать товарищ не планирует.

– Как не… планирует? – быстро-быстро моргая слипшимися ресницами, протянула Ирка.

– Никак не планирует, – вздохнула Маша, предполагая, к чему подруга клонит.

И точно! Рыжая ещё поморгала, открыла рот, закрыла, с размаху села на пол, наверняка отбив себе нижние девяносто, и бурно, с чувством, иканием и подвываниями разрыдалась.

– Ну Ир, ну чего ты? – запричитала Мария, усаживаясь рядом и пристраивая буйную подружкину голову у себя на груди. – Всё же хорошо будет, выберемся. И никто нас не тронет, вот увидишь.

– Это тебя не тронет, – сквозь судорожные всхлипы выдавила Ирка, – у тебя вон и рыцарь есть, и вообще!.. Ты у нас… Ты как броненосец «Потёмкин». Наш паровоз вперёд летит, в коммуне остановка…

– Ну спасибо, – обиделась Мельге. Подумала и уточнила. – Только тот, что вперёд летит, не броненосец, а бронепоезд. «Красный Октябрь», называется.

– Да какая разница?! – рыжая в сердцах оттолкнула подругу. – Хоть «Голубой май»! Но ты же лбом стену прошибёшь, всё равно своего добьёшься, а я…

Рыжая разрыдалась ещё горше.

– И чего ты? – не слишком весело усмехнулась Маша. – А как же шашки наголо и на баррикады?

– А то ты не знаешь! Эт-то, – Ирка с чувством икнула, – чтоб никто не догадался. Я и хамлю, потому что стесня-аюсь.

– Ну да, – хмыкнула Мария Архиповна, догадавшаяся про то, о чем никто не должен был догадаться, примерно на второй день первого учебного года.

Случилась тогда одна неприятная история. Учился у них в группе господин с говорящей фамилией Праздник – Сёма Праздник – каким-то чудом умудрившийся в третий раз поступить на первый курс и ни разу не доучившийся до второй сессии, а это тоже надо суметь. Суть в том, что именно он был инициатором идеи отпраздновать начало учёбы и хорошенечко, плотненько так, перезнакомиться в расслабляющей атмосфере. Идею приняли «на ура», скинулись и поручили безответной Анечке Молох закупить горячительного.

Деньги у Анечки, между прочим, приличную сумму, особенно для студентов, вытащили из сумки между третьей и четвёртой парой.

Анечка умывалась слезами, просила прощения и, кажется, готовилась совершить самоубийство, дабы спасти хотя бы честь, все остальные хмурились – было жалко и денег, и несостоявшегося знакомства. Сама Маша изнывала от сочувствия, да и жаба душила: на пьянку идти она не собиралась, но взнос послушно оплатила. А Ирка обозвала всех скопом кретинами, Анечку персонально коровой и в одиночку профинансировала шикарный банкет.