– Нет, конечно. Слабые в Царстве Божьем не нужны, этихдурачков только пожалеть нужно и… оставить, пусть копаются в своем дерьме идальше, как жуки навозные. Даже если они хорошие и честные. А тех, ктособлазнит малых сих, – я буду уничтожать люто и нещадно.

– Ты злой, – сказала она убежденно.

Он задумался, повторил:

– А кто соблазнит малых сих… гм, хорошо звучит, надозапомнить на будущее. Когда-нибудь запишу в книгу правил.

Она фыркнула:

– Если тебя не прибьют раньше.

– Да, – согласился он, – желающих прибить…тьма. Не понимаю, почему люди такие злые?

Она сказала саркастически:

– Ну да, ты же ходишь по свету и всем раздаешь цветы ипряники!

Он допил из чаши, лицо слегка раскраснелось, оназаподозрила, что у него совсем не компот, но все-таки наливал из одногокувшина, мерзавец, как же это делает…

– Закончила? – поинтересовался он. – Пей, ипойдем.

– Как тебе не терпится, – буркнула она, нопослушно поднялась. – Так и быть, идем.

Их провожали долгими взглядами, к этому она уже привыкла,шла красиво и гордо, только косилась на волхва, замечает ли, как на неесмотрят, но тот двигается через зал, словно большой корабль к дальнему острову,даже глазами не поведет в стороны, хотя ей все чаще кажется, что видит изамечает гораздо больше, чем показывает. Но все-таки хотелось бы более заметныхзнаков внимания, чурбан несчастный.

По скрипучим, рассохшимся ступенькам поднялись в свою комнатку.Барвинок задержала дыхание, волхв направился к кровати, ясно, все они такие,однако прошел мимо и остановился у окна.

Взгляд его, направленный вниз, стал еще угрюмее. Барвиноквздохнула, слишком непредсказуем этот человек, откуда только и пришел, спросила,не особенно рассчитывая на ответ:

– Кто ты вообще? Сам по себе или кому-то служишь? Еслитак, то кто твой хозяин?

Он продолжал смотреть в окно, лицо оставалось угрюмым изадумчивым.

– Вообще-то служу…

– Кому? – спросила она живее.

Он пожал плечами.

– Если бы я знал!

Она широко распахнула глаза.

– Как это?

Он снова пожал плечами, она успела подумать, что хотя непервый раз видит у него этот жест и не первый раз он вот так выражает своенезнание или неумение, но у него это все равно признак силы, а не признание вслабости.

– Если бы я знал, – повторил он в некоторомраздражении. – Но я когда-то дознаюсь!.. Понимаешь, а ты должна понимать,люди вообще-то быстро достигают того предела, когда ими уже не помыкают никнязья, ни короли, ни даже императоры. Ну, могут достигать… и некоторыедостигают. Но что тогда заставляет нас совершать нелепости, если смотретьтрезво? Мы всесильны, но ведем себя так, словно за нами следит строгий…учитель? Хозяин?

Она прошептала, глядя на него во все глаза:

– Совесть…

Он спросил уже раздраженно:

– Что это?

Она пожала плечами, поймала себя на этом нелепом жесте,засмеялась, словно заразилась от него, а ведь и она раньше не знала этогодвижения.

– Не знаю, не задумывалась.

– Дура, – сказал он беззлобно, но с презрением в голосе. –Хоть и красивая. Даже очень красивая, согласен. Да и зачем задумываться, есликрасивая?.. А я вот не могу без задумывания.

Она осмотрела его критически.

– Ты тоже… можно сказать, красивый. Только не тойкрасотой, что считается ею.

Он отмахнулся.

– Я не дурак, вот что главное. А красивый илинекрасивый – для мужчин это несущественно.

– Да? – сказала она саркастически. –Посмотрела бы я на тебя, если бы ты был низкорослым сморчком с впалой грудью ибольшим животом! Не обращаешь внимания на себя потому, что мужчины и такрасступаются, когда ты идешь, а женщины начинают дышать чаще!

Он снова отмахнулся, уже раздраженнее, эта интересная длянее тема, может говорить до бесконечности, ему просто противна, спросил:

– А почему тебя это интересует?

– Ты необычен, – объяснила она. – Такие людимогут быть очень полезны миру, но чаще бывают очень вредны. Ты, как мнекажется, бесспорно вреден. И очень опасен. Ты выбрал себе роль борца сколдунами, волшебниками, магами… зачем? И вообще, как ты их находишь?

Он наконец отвернулся от окна и взглянул в упор.

– Нахожу просто, – сказал он хмуро. – Каждый,кто занимается колдовством, распространяет вокруг себя…

Он замолк, в затруднении покрутил головой, подыскивал слово.

– Запах? – подсказала она.

Он подумал, кивнул.

– Да, хотя это больше похоже на крик… или шум. Словом,я иду в сторону усиливающего шума, пока тот не начинает удаляться, и тогдапонимаю, что только что прошел мимо. Так обычно и нахожу. Но иногда удаетсясократить поиски, узнав имя колдуна и где он живет, так что не пренебрегаю ирасспросами…

– О тебе уже наслышаны, – напомнила она. – Повсем базарам говорят злорадно про убивающего колдунов воина.

Он сказал безучастно:

– Все воины воюют с колдунами. Извечная война меча имагии. Об этом сказки, песни, легенды.

– Нет, – возразила она, – на этот раз всеверят в то, что говорят! А колдуны, думаю, слушая эти разговоры, начинаютстроить свою защиту так, что муха не пролетит… Интересно, чем они тебя такобидели, что ты мстишь всем сразу?

Он посмотрел на нее почти ласково, но она ощутила себя подэтим взглядом особенно маленькой, глупой и униженной.

– Давай спать, – сказал он, – где ляжешь, кстенке или с краю?

У нее вертелось на языке, что ляжет к стенке, это чтоб у неене было шанса вырваться, когда полезет к ней, но нечто в ней сказало громко и свозмущением:

– С ума сошел? Я порядочная девушка!

Дура, сказала она себе злобно, могла бы уже неприкидываться, ну почему думаешь одно, а говоришь другое, что положено?

– Как знаешь, – ответил он и зевнул. – Я,пожалуй, лягу… Только среди ночи не подползай, а то испужаюсь. Я такойпугливый, такой пугливый…

Она, окаменев от злости, смотрела, как он сбросил волчовку ипортки, оставшись в набедренной повязке, и лег в постель, поставив в изголовьепосох и лук.

Она прошипела злобно:

– Почему правильные люди такие зануды?

Он пробормотал:

– Встречный вопрос: почему порок всегда так ярок,интересен и привлекателен?