Она вскинула брови, красиво изогнула шею и вывернула плечо,стараясь заглянуть себе за спину.

– Я ослышалась или ты меня назвал привлекательной?

– А ты меня занудой?

– Но ты и есть зануда!

– А ты, – сказал он, – как вот самаопределила… да, есть в тебе кое-что, есть…

Она ждала с нетерпением, но он пошевелил пальцами взатруднении, в некоторых случаях у зануд кончаются слова, в то время как убеспечных гуляк в такие моменты как будто прорывается мешок с комплиментами икрасивостями.

– Есть, – согласилась она милостиво, – небуду спорить. Еще как не буду!.. Но я не порочная. Я вообще само совершенство!

– Ага, – сказал он и широко зевнул. – Оносамое. Ладно, я сплю.

И снова она, заснув на полу, пробудилась в кровати,заботливо укрытая по самые ноздри одеялом. Сон выветривался медленно, она долголежала неподвижно, нежась и наслаждаясь покоем, уже поняла, что снова он,избегая пререканий, которые неизвестно до чего доведут, поступил по-своему.

– Свинья, – заявила она, вылезая из-пододеяла. – Отвернись, я одеваться буду!

Олег ответил сухо:

– Кони сытые бьют копытами. В смысле, уже оседланы. Явернулся взять мешок.

– Даже не позавтракаем? – спросила она сердито.

– Нет.

– Ну ты и свинья!

– Повторяешься, – напомнил он.

– Ну и что? Мне можно.

Через несколько минут она уже покачивалась в седле, все ещечуточку сонная, еще даже не голодная, желудок не понял спросонья, что егобессовестно обманули. Низкое утреннее солнце бьет в глаза и заставляетнекрасиво жмуриться, мир яркий и блестящий, оглушительно пахнет сеном, свежимхлебом, а ветер принес сладкие запахи цветущего шиповника. Олег пустил коня вгалоп сразу же, как миновали ворота постоялого двора.

За городской стеной некоторое время шли деревни и ухоженныеогороды, а дальше потянулась зеленая степь с проплешинами выжженной земли.

Барвинок вертела головой, замечая курганы, оставшиеся отдревних народов, имена которых давно и прочно забыты, почти сравнявшихся сземлей могильников, расспрашивала волхва, а тот, к ее удивлению, отвечалподробно и даже охотно, будто самому такое интересно.

На горизонте то появлялись, то исчезали таинственныепризраки гор, синеватые, тающие в дымке. Несколько раз на полном скакупроносились через дикие рощи, где не ступала нога человека, множество сухогобурелома, строевые деревья, а когда выскакивали, горячее солнце злорадно било вбок огненными стрелами.

Она вспомнила яростную схватку с магом Перевертнем, плечисами собой передернулось, а внутри похолодело.

Волхв едет суровый и погруженный в думы, она догнала ипрокричала обвиняюще:

– С тем озером ты мог бы стать королем!

Он посмотрел на нее в удивлении.

– Всего-то?

Она поперхнулась, словно в рот влетел большой майский жук.

– А что… тебе мало?

Он сказал безучастно:

– Один мой знакомый, я его знавал еще атаманомзапорожских казаков, стал им недавно… Вроде бы добился своего, простой варвариз Киммерии – и вдруг на королевском престоле!.. Правда, не вдруг, долго кэтому шел, но дело не в этом. Что-то на троне не стал счастливее сам и людей несмог сделать лучше, чем они есть… Вот так-то. Еще один, близкий друг детства,не раз мою шкуру спасал, сейчас королем в Барбусе, но только и думает, какулизнуть оттуда… Так что мечта стать королем – это как мечта голодного о кускехлеба. Наелся наконец и думает: как, это все?..

Она вздрогнула.

– А тот… который не мылся… он что, в самом деле царскийсын?

– Колоксай?

– Да!

– В самом, – подтвердил он. – Кроме того, онгерой, а это повыше, чем царский сын или даже царь. И уже знает, что естьвласть и повыше, чем царская…

Он выглядел таким самодовольным и вещающим тольконепреложные истины, что злость заполнила ее всю и едва не выплеснулась из ушей,что было бы весьма некрасиво, она перевела дыхание, успокаивая разбушевавшеесясердце, и спросила ехидно:

– Старый вопрос, так до сих пор и не разрешимый… Вобщении с женщинами мужчины умнеют или глупеют?

Он пожал плечами.

– Есть и другой вариант.

– Другого нет!

– Есть.

– Какой?

Он проворчал:

– Остаются такими же. Не понимаю, почему в вашемприсутствии надо меняться? Мне вот без разницы. Вон, смотри, синичка прыгает,червячков клюет… Хорошенькая какая, верно?

– Ну, милая… – пробормотал она, – и что?

– А то, что я вот посмотрел, – объяснил оннасмешливо, – и не стал ни умнее, ни глупее. А она может сколько угоднодумать, что я меняюсь, глядя на нее…

Она прошипела:

– Ну ты и свинья…

Он ухмыльнулся, взгляд устремлен вперед, лицо суровое,красиво жесткое, словно умело вырезано из камня, а она чувствовала, что у нееот жары взмокли подмышки, и старалась оттопыривать руки, когда волхв несмотрит, чтобы встречный ветер успевал высушивать, это ужасно, когда мокрыепятна, а еще и запах, неприятно постельный…

Олег время от времени бросал на нее взгляд, однажды короткобросил:

– Привал. Ненадолго.

– Хорошо, – прошептала она и почувствовала, чтоеще вот так версту – и она свалится с коня. – Если устал, то отдохни. Икони пусть переведут дух…

– Да-да, – ответил он. – Главное, кони.

– Конечно, – шепнула она упрямо.

Он спрыгнул, протянул к ней руки. Она не успела возразить,как он снял с седла, словно ребенка, поставил на землю и сказал отечески:

– Присядь. Будешь веточки в костер подбрасывать.

– Какой костер? – спросила она.

– Будет, – пообещал он.

Она без сил опустилась на землю, а буквально через минутуволхв принес целую гору отборных сухих веток. Дважды ударил кресалом о кремень,искры полетели прямо в просушенный солнцем мох и тут же взвились веселымиогоньками, а следом принялись расщелкивать мелкие прутики, лизать средние ижадно поглядывать на крупные.

Она огляделась, место совсем дикое, хотя рядом мелкийручеек, с десяток деревьев, странно перемешанных: два дуба, один клен,остальные все ясени, крупные, но держатся со скромным достоинством, даже неколышут ветками, как простонародный клен.

С другой стороны нечто грозное, настоящее ущелье, дажеотсюда чувствуется, что глубокое, а та сторона удалена почти на полверсты. Ксчастью, дорогу не загораживает, если только не свернет там дальше и непротянется на сотни верст…