– На меня? – отвечает Конор. – И как ты пришла к такому выводу?

– Все ужасные вещи начались, когда ты объявился без приглашения посреди ночи. Предположительно на лодке, но никто из нас ее не видел. Ты мог быть здесь все это время, выжидать, чтобы мы собрались, и дождаться прилива, чтобы мы не смогли выбраться. Если кто-то и должен быть под подозрением, это ты.

Он не успевает ответить, потому что над нашими головами раздается скрип половицы.

Все замирает, мы поднимаем глаза к потолку, пока звук шагов наверху продолжается. Даже Трикси прекращает плакать и молча смотрит вверх. Я даже не слышу тиканье часов из коридора. Время будто останавливается, вежливо дожидаясь, чтобы мы все обдумали. Мы переглядываемся с непониманием и страхом на лицах, пытаясь понять, кто наверху.

Сорок один

31-е октября 04:15 – меньше двух часов до отлива

– Нам нужно убираться из этого дома и с острова, – шепчет Роуз.

– Как? Поплывешь до берега? – шепотом отвечает Конор.

– Если придется. В Сиглассе есть кто-то еще. Мы только что слышали шаги наверху! Я не планирую сидеть и ждать, пока умрет кто-то еще.

Теперь наверху все стихло. Будто нам вообще показалось.

– Может, это была Поппинс? Она ведь уже напугала нас сегодня, – предполагаю я.

Поппинс, услышав свое имя, появляется из-за дивана, за которым ей нравится спать. Она смотрит на меня, виляя хвостом. Собака не прекращала меня любить, несмотря на случившееся. Животные не знают, как ненавидеть или таить обиду.

– По крайней мере, у нас есть пистолет, чтобы себя защитить, – говорит Конор.

– Это верно, – говорю я, но Роуз еще сильнее бледнеет.

– Что? – спрашивает Конор.

Роуз качает головой: – Я… я оставила пистолет в библиотеке, когда переодевалась в сухую одежду. Он был в кармане куртки. У меня с собой его нет.

– Ну, это просто отлично, – бормочет Конор.

– Я положила его на кресло. Потом сняла свои вещи. Должно быть, я положила их на него и просто… забыла. Ты постучал в дверь, когда я еще переодевалась, и отвлек меня.

– Конечно, это моя вина, – говорит Конор.

– Нам все равно нужно убираться отсюда. В этой комнате мы просто легкая добыча. Библиотека меньше, безопаснее. Мы можем запереться там и я заберу пистолет. Нам нужно двигаться. Всем. Сейчас, – говорит Роуз.

Она вытаскивает универсальный ключ из кармана и отпирает маленькую дверь, соединяющую гостиную с библиотекой. Все комнаты первого этажа соединены между собой. Но я не помню, чтобы какие-то из внутренних дверей были открыты в нашем детстве. Меня поражает, как Роуз все еще может так ясно и быстро думать, сохранять спокойствие.

– Может, кто бы то ни был не знает об этих дверях? – шепчет она.

– Или, может, знает, – говорит Конор. – Это точно кто-то, знающий дом достаточно хорошо. Как иначе он мог бы перемещаться по Сиглассу всю ночь незамеченным?

Мы на мгновение останавливаемся, словно мысли могут формироваться только в неподвижности.

– Звуки шторма могли заглушить шаги. Но кто это может быть? Бабушка была очень замкнутой, – шепчу я.

Роуз кивает: – За последние годы бабушка приглашала сюда только тех, кого считала семьей.

– Как насчет ее агента? – говорит Конор.

– Связь со Скрэбблом… – отвечает Роуз, будто говоря сама с собой. – С чего ты взял, что за этим стоит мужчина?

– Твой отец. Фрэнк был крупным… передвинуть его тело из музыкального зала в чулан было бы непросто. Я думаю, даже мне тяжело было бы его поднять. Помнишь, как сложно нам было нести Нэнси? А она вообще ничего не весила.

– У тебя очень мрачная логика, – говорит Роуз. – Я знаю, у тебя есть теория насчет агента бабушки, но всем известно, что она уже много лет не писала. Я даже не знаю, общаются ли они еще.

– Он был здесь вчера. Я видела его карточку возле заводских часов. Либо он забыл отметиться на выходе, либо он не уехал, – шепчу я, жалея, что не подумала упомянуть об этом раньше. Я видела его лишь раз, но он показался мне таким милым человеком.

Шаги над нашими головами возобновляются и мы в ужасе поднимаем головы.

– Скорее, пойдем в библиотеку, – говорит Роуз. – Ты тоже, Поппинс, – добавляет она, и старая собака поднимается, следуя за ней. Оказавшись внутри, Роуз начинает запирать все двери, заключая нас в маленькой комнате. Конор начинает расхаживать, а Трикси стоит у окна в углу. Она кажется такой маленькой в своей розовой пижаме. Может, Трикси уже пятнадцать, но она все еще ребенок, только что потерявший мать. Я спешу к ней, но она едва замечает, и я сомневаюсь, что она когда-либо переживет эту травму. Думаю, никто из нас не сможет этого сделать.

Роуз начинает бросать свои вещи в сумку, в процессе чуть не попав в Поппинс мокрым свитером. Она замирает.

– Что не так? – спрашиваю я.

Она поворачивается к нам: – Мой пистолет был прямо на этом кресле.

– И? – спрашивает Конор.

– И теперь его нет.

Сорок два

31-е октября 04:20 – меньше двух часов до отлива

– То есть ты хочешь сказать, что пистолет у убийцы? – шепчет Конор.

– Это возможно, – говорит Роуз.

– Отлично. И что теперь? – спрашивает он.

Она пожимает плечами: – Забаррикадируемся здесь и подождем?

– Подождем чего? Мы не можем позвать на помощь. Никто нас не спасет! – говорю я, чувствуя себя такой же истеричной, насколько звучу.

Роуз не обращает на меня внимания и снова проверяет, что все три двери – в гостиную, в музыкальный зал и в коридор – библиотеки заперты, пока не убеждается что мы в безопасности – или в заключении – внутри. Трикси выглядит изможденной и немного не в себе. Ее веки наполовину прикрыты. Я вспоминаю, что ее напоили снотворным, вкололи ей инсулин, а еще она стала свидетельницей кошмара, в котором ее мать, бабушку с дедушкой и прабабушку убили за одну ночь. Меня поражает, что она вообще так долго продержалась. У нее подгибаются колени, словно у нее больше нет сил стоять, и она сползает по стене прежде, чем я могу ее поймать. Я сажусь рядом с ней на пол и пытаюсь взять ее за руку, но Трикси убирает ее. Ее пальцы сжимаются в два маленьких кулака и она обхватывает себя руками, будто обнимая. Наверное, на ее месте я бы тоже не доверяла никому из оставшихся.

Три из четырех стен в библиотеке покрыты полками, набитыми книгами, но стена в дальнем конце комнаты со старым подъемным окном, называлась у нее