— На Швейцарию, — ни с того ни с сего произносил Зорге, и генерал Отт воспринимал это как обычную шутку: ведь Рихард — великолепный аналитик, таких ошибок он вообще не допускает, если только шутя, и глаза у него делались хитрыми-хитрыми, как у Геббельса, когда тот продумывал какую-нибудь очередную пропагандистскую пакость.

— Швейцария нужна Германии лишь одним богатством — своим банковским золотом, более ничего интересного у нее для Германии нет. Наш цель — Франция, Рихард. Франция! — Тут Отт, не удержавшись, доставал бутылку коньяка. — За то, чтобы Франция была нашей!

Вести, которые Зорге получал из Москвы, были не самыми утешительными.

Бесследно исчез шеф и главный защитник Зорге — Берзин. После того, как он побывал у Блюхера заместителем в Дальневосточной особой армии, Берзин уехал в Испанию воевать с Франко — был назначен главным военным советником республиканского правительства — вся помощь, которую мы оказывали республиканцам, проходила через его руки. Домой он вернулся с двумя новыми орденами, остался в Москве, где занял прежнее свое кресло — начальника Разведывательного управления РККА.

А потом Зорге узнал, что Берзина арестовали, и не мог понять, за что, иногда сидел в онемении и ожесточенно тер пальцами лоб, искал ответ на этот загадочный вопрос и не находил, искал и не находил.

В западных газетах порою проскакивали материалы о странных арестах, которые проходили в Москве, и их было все больше и больше, — и Рихард понимал, что исчезновение Павла Ивановича из того же «странного» ряда, что и эти аресты.

Точно так же исчез и Урицкий, в Разведуправлении ныне сидели новые лица. В армии были отменены звания комдивов, комкоров, командармов и заменены старыми чинами — генеральскими. Начальником Четвертого управления РККА ныне был генерал-лейтенант. Зорге ранее никогда не видел его, никогда не слышал о нем.

Что происходило в России, разглядеть отсюда, понять было сложно, да и отсюда, с края краев земли, ничего не было видно.

Хотя ясно было одно: в Москве, в России была запущена в работу такая мясорубка, что домой ныне лучше не соваться. Даже если начальство потребует немедленного приезда в Центр.

Такое указание — приехать немедленно — Зорге вскоре получил. Было понятно, что за этим стоит. Хотя его отзывали всего-навсего в отпуск.

Он провел ночь без сна. Сидел за столом, курил трубку, перебирал бумаги, разбросанные по столу, — начал писать несколько статей сразу, — потом сочинил короткую шифровку, в которой подчеркивал одно: «Если я сейчас пойду в отпуск, то это сразу сократит объем информации, поступающий из Японии».

Зорге был прав, и Москва хорошо понимала это.

Через некоторое время Рихард почувствовал, что тяжелый пресс, который навалился на него, давил и давил, пытаясь подмять, ослаб — значит, у тех, кто карал, появилась другая цель.

Впрочем, на одну из своих шифровок, в которой Зорге делал кое-какие европейские прогнозы, он получил из Москвы целую отповедь, смысл которой заключался в известной русской поговорке «Не суй нос не в свой стакан».

Рихард отнесся к окрику спокойно, хотя ощущение от всего осталось неприятное, по коже даже мурашки побежали, но он быстро взял себя в руки.

Макс, который снял помещение на море, точнее — на берегу залива, оборудовал его тщательно, дважды засек машины с кольцами радаров — машины неторопливо двигались невдалеке и ровно бы принюхивались к чему-то по-собачьи, повадки у них действительно были собачьими, иногда машины останавливались, из них выходили люди в военной форме, что-то разглядывали, затем собирались в кучку, вроде бы проводили некое совещание, и машины двигались дальше, к очередному месту остановки.

Рихард, который находился оба раза с Максом и все видел, проговорил, разглядывая машины прищуренными глазами:

— Досадно, что бинокля нет.

— А еще лучше — пушки, — хмыкнул Макс, — мы бы быстро эти топорно сработанные телеги превратили бы в груду хлама.

— Это не решило бы проблему, — спокойно произнес Зорге, — на их месте появились бы новые автомобили… И не два, а целых четыре. Или даже шесть. Надо придумать что-то другое.

— Что именно?

— Пока не знаю. Но, Макс, это мы с тобою обязательно придумаем. На всякую бутылку обязательно найдется пробка, каким бы широким ни было горлышко.

Клаузен согласно наклонил голову — шефу он верил: раз тот так говорит, значит, так оно и будет. Шеф всегда прав. Эту истину Клаузен усвоил давно. И надо отдать должное Зорге — он не подводил радиста.

Оба раза машины остановились в километре от домика Клаузена, пощупали пространство приборами, затем выехали на сырой песок берега, твердый, как асфальт, у самой кромки воды снова остановились.

— Берут пробу воздуха, — Макс усмехнулся, — ушлые господа!

— Рация упрятана надежно?

— Так надежно, что ежели чего, я и сам не сумею ее найти.

Машины-пеленгаторы не смогли и в первый раз, и во второй пройти по берегу моря далеко, одолели всего метров триста, и по боковой дорожке, которой пользовались в основном пешеходы, поднялись на каменистый взгорбок и через несколько минут растворились среди нарядных улочек дачного поселка.

— Пора и нам, — Зорге проводил неуклюжих медлительных черепах недобрым взглядом, — лучше будет, если они не увидят нас вообще.

Машина Рихарда была спрятана в каменном распадке, за соснами, идти до нее было несколько минут, — дорога огибала морской поселок по окоему, и через четверть часа Зорге с Максом Клаузеном уже находились на запруженном автомобилями и повозками шоссе, ведущем в Токио.

— Мы их засекли здесь дважды, но они бывают в этих краях чаще, — задумчиво проговорил Зорге, хлопнул ладонями по рулю. — Надо что-то придумать, Макс. Обязательно. — Видать, Рихарда здорово задело упрямое мельтешение машин-пеленгаторов. — Что-то такое придумать, что вообще не укладывается в их мозги. — Зорге упрямо нагнул голову. — Неприятности нам не нужны.

У Макса уже был один неприятный случай. Он, конечно, знал, что «кемпетай» не спускает глаз со всех без исключения иностранцев — кроме, может быть, немецкого посла Отта, — что в домах иностранцев регулярно проходят обыски — стоит только отвернуться или отъехать куда-нибудь, как люди в штатском тут же постараются обшарить стол и кровать, и это — данность, которую не избежать никак (хотя и мириться с ней тоже не хотелось), что японцев специально заставляют шпионить за чужеземцами, все это Макс знал и был готов к любому неожиданному повороту, но когда наступила минута «икс», оказалось, что он не очень-то и готов…

В тот день он решил провести передачу из своей квартиры — пусть появится лишняя точка на карте у людей, которые пытаются его поймать, лишний узелок, на распутывание которого уйдет несколько месяцев, — в общем, он решил так, и отступать от своего решения не собирался.