раз все увидеть, нежели сто раз услышать. Тем более что тут уже и так наговорили достаточно всякого…

Я достал карту памяти и передал ее директору, который, повертев устройство, вопросительно уставился на меня.

— Юрий Николаевич, позвольте воспользоваться вашим ноутбуком, пожалуйста. — ответил на его немой вопрос я.

— А что там, на карте? — тут же спросил директор, положив карту памяти на стол перед собой и не торопясь исполнять мою просьбу.

— Сегодня, придя с утра в класс, я, совершенно случайно, конечно же, положила на подоконник видеокамеру, включённую и записывающую все происходящее… — имея крайне конфликтную натуру, помноженную на подростковые гормоны, я, почуяв «кровь» своих недоброжелательниц, распалялся все сильнее. — На карте памяти, слово из пяти букв. Начинается оно нак(скорее, нап, но я в гостях у директора школы) и заканчивается нац. Екатерина Петровна, вы уже знаете, что это за слово или «крутим» «барабан» дальше?

Судя по ошалелому виду обеих заговорщиц, они прекрасно осознали, что это за слово, даже без просмотра моего внезапного (для них) «киношедевра».

— Совершенно случайно, да?! — дрожащим голосом возмутилась Листьева. — Не ври, Петрова…!

Она недоговорила, когда…

— Юрий Николаевич, давайте уже посмотрим эту запись, пожалуйста! — перебивая Катю, потребовала маман.

Ох, ё… Такого тона мне от нее слышать еще не доводилось…

— Включите запись, пожалуйста. — повторил ее просьбу оперативник.

Директор, у которого от неприятных предчувствий тоже начали явственно подрагивать кисти рук, хотя он и пытался это скрыть, вставил карту памяти в соответствующий слот и запустил видеофайл.

— Стёш, с какого момента начинается все самое интересное? — поинтересовался я у безмолвствовавшей до сего момента подруги.

Стёша назвала время и директор, передвинув ползунок в видеоплеере на нужное время, развернул ноутбук таким образом, чтобы происходящее на дисплее было видно всем присутствующим.

На видеозаписи оказалось явственно видно и слышно то, как Катя Листьева, подойдя к моей парте, спрашивает у кого-то, кто не попал в кадр…

— Она ушла?

— Ушла. — ответил ей девичий голос (точно не «классная»!).

…а затем, быстро расстегнув мой рюкзак, кладет в него свой телефон (это точно, ибо на его чехле была нарисована та самая белая лилия), а после чего, застегнув молнию, неспеша выходит из кадра.

Итого, Ладову на основании этого видео «пристегнуть» к ситуации не получится. Голос за кадром принадлежит не Нике, ибо у той явственный дефект произношения звукал, а девица на видео произнесла его чисто, а значит, круг заговорщиц известной мне троицей не ограничивается.

— Ах ты ж, тварь такая! Видела, значит, как Златка кладет в рюкзак телефон этой…?! — прервало мои размышления злое шипение маман, после чего она ринулась на «классную».

— Ну все! Писец тебе, коза очкастая! — а это уже пообещала не менее озлобленная подруга маман.

Подруги!

И никого из них совершенно не смутило присутствие двух милиционеров…

Екатерина Петровна, теперь уже, очевидно, бывшая классная руководительница девятого «Г» и бывшая учительница «Истории», поняв, к чему все идет (вернее, мчится) и не став дожидаться кровавого раздиралова себя любимой за авторством моей маман и ее подруги, «стартанула» на мгновение раньше, ломанувшись прямиком к директору.

На пол со стены полетели рамки с грамотами, которые она, вскакивая со стула, неудачно задела рукой. Также ее жертвой пали, в прямом смысле слова, жалюзи, сорванные при попытке спрятаться за директорским креслом.

По счастью, до реальной драки сейчас не дошло, ибо между маман и «классной» встал моментально сориентировавшийся директор, здорово рисковавший заполучить женских тумаков вместо (пока еще) одной из подопечных ему учителей.

Настю же тормознул опер, не давая ей пнуть «классную», хотя она и пыталась, а меня вдруг прошиб холодный пот…

Не дай бог она его на эмоциях ударит! Это все, сразу уголовка!

Хорошо, что в конечном итоге ее чувство самосохранение взяло верх над эмоциями…

Ну и так как сейчас перемена, то…

— Извините, Юрий Николаевич, я им говорила, что вы заняты и к вам нельзя… — из толпы школьников, внезапно образовавшейся у открытой двери в директорский кабинет, раздался голос секретаря.

Первой на появление одноклассников и прочих ребят отреагировала Катя.

К моему удивлению, она весьма скоро сумела оправиться от первого шока и ужаса, после того как всем собравшимся стало известно о ее роли в произошедшем. И теперь она, хотя и была бледна до ужаса, обратилась к оперативнику, к этому моменту уже сумевшему уговорить Настю прекратить хулиганить (а маман тем временем продолжала крыть «классную» отборным матом, та, впрочем, отвечала ей полнейшей взаимностью, так что в кабинете шум стоял преизрядный).

— Прошу прощения, но я сейчас не очень хорошо себя чувствую, да и без присутствия своего папы ничего и никому говорить не стану. Если у вас вдруг появятся ко мне вопросы, то… — достав из своей сумки визитку, она передала ее оперу. — Это номер телефона моего отца. Еще раз прошу прощения…

Произнеся это, она сделала несколько шагов в сторону выхода, однако остановилась возле меня и Стёши.

— Злат, не могла бы ты дать мне номер своей мамы, чтобы мой папа уладил с ней произошедшее…недоразумение. — в своей обычной пафосно-высокомерной манере, обратилась ко мне эта девица.

— Стёш, пожалуйста, не надо. — шепнул я подруге, придержав ее за руку, ибо она, похоже, твердо вознамерилась съездить по физиономии моей однокласснице. — Не сейчас…

— Ладно, уговорила, не буду. — выдохнула та, добавив. — Сейчас…

— Запиши мой номер телефона… — начал я.

— Твоей мамы. — перебила меня Катя, проявляя настойчивость.

— Кать, я не настаиваю, но если ты не хочешь по результатам своей «шалости» отъехать в какой-нибудь специнтернат для малолетних преступниц и расхаживать гоголем уже там, то твоему папе определенно стоит позвонить именно мне. И сделать это ему лучше сегодня, завтра может быть уже поздно. — ответил ей.

— Злат… — начала было та, но, заметив изменившееся выражение моего лица, достала телефон и с томным вздохом произнесла: — Диктуй.

Записав мой номер и не став более задерживаться, Листьева прошла через расступившуюся перед ней толпу школьников.

— И чего ты хочешь с ней сделать? — поинтересовалась Стёша, глядя Кате вслед.

— «Монетизировать». — односложно ответил я, поправив чуточку растрепавшийся «хвост».

Я-то уж подумал, что наша Снежная королева Листьева — нарцисс обыкновенный, твердая снаружи и хрупкая внутри, но эта пятнадцатилетняя девица, к моему удивлению, в столь неприятных для нее обстоятельствах сумела взять