Тяжелая багровая луна вышла из-за туч, приветствуя Йоль и рождая на свет новые существа. Это была ночь, когда двери обоих миров приглашающе распахивались настежь. В такую ночь человек, выйдя за порог, рисковал встретиться с порождением своих фантазий, а выйдя за пределы реальности – мог увидеть такое, что ему и во сне бы не приснилось.

Мы поднялись выше облаков. Шайн мчалась по зеркально-чистому небу, ее копыта высекали искры из небесной тверди. Позади послышался шум, будто море набегает на берег, и нас обогнала группа всадников верхом на странных лошадях. Или не лошадях? От них пахло жаждой и яростным неистовством, их плащи вились за спиной, словно дымные клочья, некоторые всадники имели на головах короны, как будто сплетенные из веток. Возглавлял кавалькаду высокий бледнолицый человек в серебряном венце, в котором тревожно горели густо-красные камни. Я придержала лошадь, чтобы пропустить их. В ответ человек оглянулся и подмигнул мне желтым кошачьим глазом.

Внизу между облачными гривами проплывала земля. Иногда мелькали печальные огни какой-нибудь деревеньки, маленькие и ненужные. Однажды блеснуло тусклое лезвие реки, блеснуло – и исчезло. Черно-синяя ночь простиралась вокруг нас, мы с Шайн двигались в ее звездном шлейфе, и я кожей чувствовала ход времени, так, словно нам приходилось пробираться против течения.

Наконец, я заметила, что густой покров ночи стал менее плотным, и восточный край неба понемногу посветлел. Одновременно внизу показалась кучка скучных бурых крыш, сгрудившихся между невысокими холмами. Сердце радостно стукнуло – Лонгбери! Поместье Мериваля, прямоугольный двухэтажный дом под серой крышей, окруженный просторным парком, располагалось несколько в стороне. Оно постепенно приближалось, как картинка в волшебной трубе господина Амброзиуса, если покрутить специальное колесико.

Небо совсем посветлело, а сугробы окунулись в бледно-розовое рассветное марево, когда Шайн спрыгнула на тропу, уходившую вглубь парка Лонгбери-холла. Мы вернулись в реальность, и она обрушилась на нас со всей тяжестью, присущей материальному миру. Невесомая легкость и волшебство ночи растаяли вместе с темнотой. Я снова обрела тело Энни Фишер, каждая клеточка которого сейчас протестовала против безумной скачки. Протянув руку, я сгребла горсть снега с ближайшего куста и отерла уставшее лицо. И вздрогнула, увидев, что случилось с Шайн.

Она таяла на глазах. Мы медленно ехали по тропе, и я видела, как двигаются ее мышцы под полупрозрачной кожей. Мне тоже порядком досталось. Сознание мутилось от слабости, руки, державшие поводья, за одну ночь исхудали, как после долгой болезни. Прошиб страх, что моя кожа сейчас покроется морщинами, а из под шапки вместо каштановых кудрей вывалятся седые лохмы. Кто измеряет время часами и секундами? Мера времени – это удары сердца, которое заходится в тревоге за любимого человека, это тысячи разделяющих нас шагов, помноженные на горечь несказанных слов.

За одну ночь мы с Шайн состарились на целую жизнь.

– Шайн, хорошая моя… – горько прошептала я. Попыталась соскочить с седла, чтобы облегчить ей ношу, но она протестующе заржала и прибавила шагу. Моя преданная Шайн прежде всего заботилась о том, чтобы я не опоздала.

Сквозь сплетение ветвей ничего нельзя было толком разглядеть. Крик дракона я не услыхала, а, скорее, увидела, когда Шайн взбросилась на дыбы, по деревьям пронесся ветер, и нас осыпало искрящейся снежной взвесью с ближайшей ветки. Я соскользнула на снег. Последнее усилие обошлось моей лошади слишком дорого – она просто развеялась в воздухе. Погасла, как огонек свечи. Растаяла вместе со снежинками, оседавшими на моем плаще.

– Шайн…

У меня даже не было времени, чтобы ее оплакать. Кеннет был где-то рядом, и я чувствовала, что ему грозит серьезная опасность. Я сорвалась с места, нырнула между ветвями ясеня, хлестнувшими меня по лицу. Двигаться было тяжело, ночью намело много снега, так что мои ноги проваливались при каждом шаге.

На другом берегу замерзшего озера находились трое. Издалека я увидела, как бронзовый дракон, сверкающий янтарем в солнечных лучах, грозно навис над маленькой женской фигуркой, скорчившейся в снегу. Неподалеку от них, почти неразличимый среди деревьев, застыл лорд Мериваль в сером пальто, похожий на клок тумана. Он опирался на трость, и вся его поза выражала напряженное ожидание. Тень дракона, огромная, как гора, надвигалась на Клариссу, которая беспомощно барахталась, пыталась отползти подальше. Судя по яростному шипению зверя, слышному мне даже отсюда, жить ей осталось считанные секунды.

Я бросилась к ним напрямик через озеро, проклиная себя за медлительность и не обращая внимания на предательский хруст под ногами.

– Ингрэм, спаси меня! – завопила Кларисса, беспрестанно оглядываясь. – Я перед тобой не виновата! Мне не нужна эта помолвка, я не люблю его и никогда не любила!

«Боже мой, Фонтерой ее точно убьет! – в панике подумала я, из последних сил прибавляя шаг. – Разве чуткие драконьи уши могут выдержать эти вопли?»

Если он прикончит Клариссу, то Кеннет, которого я знала, погибнет. Зато на свет появится дракон. И что-то мне подсказывало, что тогда нам всем не поздоровится.

Тяжелый шипастый хвост гневно обрушился на ближайший куст, взвихрив облако снега. С треском полетели в разные стороны сломанные ветки. Кларисса что-то придушенно пискнула, закрыв голову руками. Увернувшись от обломков, я вылетела на утоптанный снег прямо под ноги дракону.

– Кеннет, не надо!

Два глаза, как два золотистых фиала, молниеносно обернулись ко мне. Их взгляд словно клинком пронзил меня насквозь. Я подошла ближе, не чувствуя под собой ног. Страх остался где-то позади. Кажется, я достигла того состояния, когда человек уже ничего не боится.

Воздух вокруг дракона дрожал и струился. Магия его наполняла поляну, словно музыка, слышимая во сне. Я легко различала в ней отдельные ноты: гнев, беспокойство, изумление… радость?

– Не делай этого, – повторила я. И прошептала еще несколько слов. Тихо, чтобы их слышали только мы двое.

Дракон склонил ко мне голову, обдавая горячим дыханием. Лезвия его чешуи слегка топорщились, как шерсть на загривке у рассерженного кота. От него пахло железом и камнем, сухим ветром и чужими просторами. Я ласково погладила янтарный чешуйчатый узор, бежавший от изящно вырезанных ноздрей к вискам, покрытым роговыми шипами. Теплые веки, скрывшие от меня огненное пламя глаз, на ощупь были как шелк. Он был такой невероятно сильный – и такой трогательно беспомощный. Я обняла его, насколько хватило рук, и поцеловала прямо в коричневую полоску между глазами. Как и в прошлый раз, когда мы танцевали, обнявшись, на поляну опустилась тишина, окутанная золотистым светом. Мы снова были одни.

И как в прошлый раз, наше уединение долго не продлилось.

– Очень трогательно, – презрительно прозвучало сзади.

Я обернулась. Пока мы с Кеннетом были заняты встречей, Мериваль успел подойти ближе. Его красивое лицо его перекосилось от злобы, правильные изящные черты вдруг изломились, сложившись в уродливую гримасу тролля. Позади меня повеяло холодом – дракон исчез, словно его и не было, хотя золотое пение еще витало в воздухе. Вместо грозного бронзового холма, ощетиненного чешуей, за моей спиной стоял Фонтерой. Улыбнувшись, я вздохнула. Никогда не смогу привыкнуть к его внезапным превращениям! Кеннет с благодарностью сжал мои плечи, а мои пальцы накрыли его руку. Счастье переполняло меня от макушки до пяток. Все-таки я не опоздала!