– Как она могла исчезнуть?! Из запертого кабинета! Кто ночью был на дежурстве?!

Все «ищейки» сгрудились в закутке у привратника, не желая попасть Старику под горячую руку. Винс шепотом клялся, что лично запер в шкафу злополучную трость с обсидиановым лезвием. Фокс поддразнивал незадачливого напарника, Нед старался их помирить, а я помалкивала. Я знала одного не-человека, для которого запертые двери не представляли серьезного препятствия. Вернее сказать, «дверью» для него могло стать все, что угодно: отражение в пруду, осколок зеркала или заплатка лунного света на полу. Правда, у «мистера Лайбстера» был гейс, запрещающий появляться в чужих домах. Неужели трость с обсидианом была так важна для фоморов, что он решился рискнуть ради нее своей магией? Хотелось надеяться, что обсидиановый клинок теперь пребывает на Той Стороне, как можно дальше от Кеннета, а не плывет на каком-нибудь судне ко двору короля Ральфа. Даже если лорд Фонтерой больше не зависит от своего дракона, все равно тот клинок равно опасен для них обоих.

Мысли о Кеннете унесли меня далеко-далеко от тесной привратницкой, пропахшей старыми газетами и дешевой чайной заваркой. Только вчера я узнала, как многим ему обязана. Вчера вечером, после того как протестующего Мериваля отправили охладить голову в Холодный дом, мистер Тревор неожиданно вызвал меня к себе.

– Я тут кое-что привез для тебя, Коза, – сказал он, указав мне на стул напротив себя. А затем выложил на стол маленький овальный портрет, конверт и сложенный пополам лист бумаги.

С портрета на меня смотрел молодой человек в красном офицерском мундире, аккуратно выбритый, с темными, коротко подстриженными волосами. Лицо его было исполнено достоинства и энергии. Яркие зеленые глаза под прямыми решительными бровями разительно напоминали мои. Это был портрет лорда Эдварда Уэсли.

Мы-то все считали, что мистер Тревор ездил в Дуверн, чтобы разведать о коварных намерениях сацилийцев, а оказалось – ничего подобного! По особой просьбе лорда Фонтероя мой начальник ездил в графство Думанон, в небольшую деревню возле замка Уайтбор, или замка Белого Вепря, как его называли местные. Там ему удалось найти одного старого священника, который помнил мою мать. Я слушала рассказ шефа, затаив дыхание, и остро жалела, что не могла сопровождать его в этой поездке.

Священник, хоть и находился уже в том возрасте, когда человек с трудом отличает недавние события от случившихся двадцать лет назад, все же отыскал запись в церковной книге, где говорилось о венчании лорда Эдварда Уэсли с девицей Мэри-Энн Брайер. Все эти годы у него хранилось мамино письмо-исповедь, в котором она писала, что тайно обвенчалась с моим отцом, несмотря на противодействие его семьи. Сейчас это признание лежало передо мной.

– Когда Эдвард Уэсли погиб в Цинтрии, его кузен и наследник, был не слишком обеспокоен розысками какого-то побочного отпрыска, – рассказывал Тревор. – Однако эти записи подтверждают, что ты – законная дочь лорда Уэсли и можешь отстаивать свои права.

Вот, значит, как. Некоторое время я сидела молча, пытаясь осознать себя в новом качестве: наследницы знатного рода и дочери известного полководца. Кроме того, у меня внезапно обнаружился дядюшка, некий Робин Уэсли, кузен моего отца. Правда, я не обольщалась, что он обрадуется моему появлению. Вряд ли в замке Уайтбор меня ожидает теплый прием.

Вероятно, эти сомнения отразились на моем лице, так как мистер Тревор ободряюще похлопал меня по плечу:

– Ты отличная сыщица, Энни. Твоя последняя работа с зашифрованными письмами – выше всяких похвал. Не дай запугать себя этим высоким лордам. Но и не спеши отказываться от семьи, понимаешь? Человек без семьи – как дерево без корней.

Вместе с портретом отца Тревор передал мне послание от лорда Робина Уэсли, где тот в очень изысканных выражениях приглашал меня навестить замок Уайтбор, когда мне будет удобно. Всю ночь я промаялась над конвертом, так и не решив, как поступить. Разумеется, я не уеду из Эшентауна! Здесь у меня есть работа, здесь мистер Тревор с командой, а главное, я не испытывала ни малейшего желания расставаться с Кеннетом.

Наверное, стоит с ним посоветоваться. Наше объяснение в Лонгбери посеяло в моей душе сумасшедшую надежду, что когда-нибудь мы сможем быть вместе. Кого он скорее захотел бы видеть рядом с собой: сыщицу с Коул-стрит или наследницу рода Уэсли?

В глубине души я надеялась, что мое социальное положение ему безразлично, что ему нужна я сама… Так или иначе, мы должны были увидеться сегодня утром, когда лорд Фонтерой заглянет к нам в магистрат.

Пока я витала в размышлениях, перепалка между Винсом и Фоксом неминуемо стремилась к фазе, за которой должна была последовать вспышка вулканического взрыва. Я своевременно покинула друзей и удалилась в полутемный вестибюль, где мне на глаза попалось висевшее в простенке старое зеркало. Снова вытащив отцовский портрет, я украдкой приникла к зеркалу. Вопреки опасениям, волшебный «йольский» бросок в Лонгбери не состарил меня до неузнаваемости, и все-таки я изменилась. Овал лица утончился, линия скул стала тверже, а взгляд – более непреклонным. Тем сильнее было сходство с портретом. Интересно, мистер Робин Уэсли похож на отца? Каков он? Что у него за характер?

Толкнув тяжеленную входную дверь, я выбралась на крыльцо. После вчерашней метели вся улица была запорошена нежной, чистой белизной. Воздух пьянил, как глоток колодезной ледяной воды. По ступеням поднимались судейские чиновники и первые посетители. Из открытого окна доносились гневные выкрики мистера Тревора, клянущего на чем свет стоит беспечных охранников.

Я стояла на крыльце и ждала моего Дракона.