первый — кто собирался продолжить обучение в средней школе; второй — кто планировал, получив свидетельство о неполном среднем образовании, переходить во взрослую жизнь. С первым списком все понятно, а для тех, кто во втором списке выбор продолжался, перед ними были три пути-дороги: поступать на предприятие учеником рабочего и дальше до совершеннолетия работать «на побегушках» неполный рабочий день и получать неполную зарплату, при этом осваивая профессию опытным путем; можно было продолжить образование, но уже профессиональное в стенах ПТУ, где наряду с приобретением трудовых навыков учащиеся получали и минимальные теоретические сведения о производственных процессах, что делало их дальнейший труд более осмысленным, они осваивали рабочую специальность более основательно, что после окончания обучения документально утверждалось свидетельством с указанием степени освоения специальности, называемой разрядом, от которого зависела заработная плата; третий путь, я его выбрал для себя, — техникум, по окончании которого выдавался диплом о среднем общем и специальном образовании, другими словами, этот диплом позволял трудоустраиваться на предприятиях специалистом или руководителем низшего звена.

Имея диплом, можно было при желании поступить в высшее учебное заведение или работать на предприятии, куда тебя направят по распределению.

В отличие от меня, Лева решил продолжить школьное обучение, а затем поступить в институт и стать инженером. Я таких долгосрочных и вообще никаких планов не строил, видя это, Лева убеждал меня идти по аналогичной схеме, чтобы в итоге поступить в Литературный институт и в будущем стать профессиональным литератором. По этому поводу мы много спорили.

— Понимаешь, Саша, в любом деле, чтобы достичь высокого уровня, нужно учиться и много учиться, — убеждал меня Лева.

— Хорошо, в моем случае учиться — чему? Как писать стихи? Разве можно этому научиться? Это либо тебе дано, либо нет.

— Ладно! Вспомни самое первое твое стихотворение, ну, или одно из первых. Вспомнил?

Я, подумав, утвердительно кивнул.

— А теперь вспомни самое последнее из твоих любимых стихотворений. Вспомнил?

Я кивнул.

— Вот, а теперь попытайся сравнить их. Я тебе сразу могу сказать, что последнее намного лучше. А почему? А потому, что ты за это время многому научился, причем научился сам, как смог, самоучка. А теперь задай себе вопрос мог ли ты научиться большему, если бы тебе кто-то помогал, руководил тобой, направлял твое образование, вместе с тобой радовался успехам, помогал преодолевать всякие препятствия.

Тогда я был твердо уверен в своей правоте и с жаром возразил:

— Я с тобой не согласен и вот почему. Любое обучение, кроме самообучения, подразумевает направленное изменение обучаемого не знаю, как в других странах, но у нас — на обслуживание государственной идеологии или в крайнем случае, он должен руководствоваться ею, как непреложной инструкцией. Так вот, на примере моих стихов могу сказать, я в них совершенно никак не учитывал эту самую идеологию, а то, что последние стихи лучше ранних, так это от того, что я все это время взрослел, менялся, менялись мои взгляды, менялась моя шкала ценностей, отношение к жизни… Все это не могло не сказаться на стихах — это раз, кроме этого, у меня развивались определенные поэтические навыки благодаря опыту — это два, другими словами, все что в моих стихах — это я, это осознанное или бессознательное отражение моего восприятия жизни. Да, я согласен, что обучение в литературном вузе может дать мне определенные знания по стихосложению, будет менять меня, но оно будет приводить мое сознание, мою сущность к определенному программой шаблону, отсекая или заглушая, пытаясь отсечь все, что ему не соответствует, в итоге я стану таким, «как надо» и этот я «как надо» будет иметь диплом, позволяющий профессионально «творить» нужную обществу продукцию, получая за это зарплату и продвигаясь вверх по литературной служебной лестнице, обеспечивая рост своего материального положения «нематериальным» творчеством.

Я сейчас чувствую себя поэтом, я хочу оставаться поэтом дальше и это главное в моей жизни. В этой связи ответь мне на один вопрос: в этом «как надо» где я, или точнее, что от меня осталось?

Мы тогда не понимали, что подобные вопросы не решаются обсуждением, и спорили до хрипоты. Потом мудрый не по годам Лева предложил компромисс, он убедил меня, что в жизни нужно иметь основу в виде профессии, даже нелюбимой, но которая поможет в любом случае содержать меня и мою семью и я, спустившись с поэтических высот на грешную землю, против этого не возражал, и наш ничем неразрешенный спор свелся к выбору для меня обеспечивающей существование профессии. По существу, это был не выбор Лева для себя четко выстроил жизненную линию на несколько лет вперед. Несмотря на свои незаурядные математические способности, являясь победителем всех математических олимпиад до областного уровня включительно (республиканские и выше почему-то не проводились), Лева решил получить специальность горного инженера и в будущем стать директором шахты. Эта его линия и сыграла решающую роль и в итоге мы решили для меня продолжить обучение в горном техникуме, а дальше видно будет

.

Первое время после истории с гонореей я ловил на себе косые или любопытные взгляды не только соучениц, но и девочек из старших классов. Ребята приставали с уточняющими расспросами, их больше интересовало не с кем, а как. Я по возможности старался избегать этих разговоров, на вопросы отвечал односложно и сухо, ни к кому не лез в приятели, а в приятели меня никто и не приглашал. Как бы это высокопарно не звучало, но моя жизнь в то время была охвачена поэзией. Я даже думать стал в рифму. Большинство моих творений носили рифмованное описание событий, наблюдений, реже моих переживаний и отношения к окружающему миру. Некоторые стихи удавались, имели определенную глубину облаченную, как мне тогда казалось, в завершенную форму их я запоминал, а потом читал моему благодарному слушателю Леве. Он всегда слушал очень внимательно, иногда по моей просьбе комментировал, и делал это корректно и по существу. Если ему что-то нравилось, он повторял это вслух и делал это по-своему так, что я с удивлением слышал то, чего и вовсе не вкладывал в него и часто в его исполнении стихотворение становилось ярче и содержательнее. А если что-то Леве не нравилось он деликатно отказывался от комментариев и говорил, что он в этом ничего не смыслит.

А еще мне в то время очень не хватало моего маленького