с Фестом. Дядя Ромуальд пригласил их в общину, попутно обязал помочь Альме и Ларчику с переездом и ненавязчиво расписал красоты Ежовки, не забыв упомянуть про наличие продающихся домов. Фест оживился, начал выспрашивать подробности, чем Илларион и воспользовался. Выбрался из-за стола и ушел во двор, где Дарина прохаживалась от времянки к дому, разговаривая по телефону, а Гвидон бродил за ней с пиалой черешни, подсовывая ягоды под руку.

– Ничего ему не будет за расчлененку, – сообщила собеседнику Дарина. – Это вроде бы и отягчающее, но за него больше трех лет не накинут, и то, если прокурор на крест порвется. Сроки не суммируются. Проще давить на умышленное, потому что его адвокаты прочно встали на позицию «в состоянии аффекта».

– Что, прижали тебя? – усмехнулся Гвидон.

– Я не сильно упирался, – с достоинством ответил Илларион. – Просто… никогда не думал, что женюсь на миллионерше. Неловко себя чувствую из-за того, что Альма дом купила и кучу денег потратила. А я только молоко приношу и мелочи всякие. Как приживалка.

– Я к Даруське вообще в казенных трусах и рваной куртке пришел, – фыркнул Гвидон. – И знаю, что у меня за спиной до сих пор поговаривают, что выгодно женился. Пристроился в общину задарма жрать, к маме с батей за пазуху пролез, они нам с Даруськой и нору, и дом отдали. Ну и разок набил две морды за сплетню, что это меня так купили, потому что я грешок Даруськи прикрыл. Она, мол, в столице шашни крутила с шакалом-генералом, а меня папашей Светланы записали. Купили тем, что отмазали от тюряги. И я до сих пор на шашни с генералом глаза закрываю, терплю, что Даруська ребенка на меня бросает и в столицу к нему мотается.

– Что?! – ошеломленно переспросил Илларион.

– Да, – подтвердила Дарина, взявшая из пиалы горсть черешни. – Пришлось отмазывать его от тюряги второй раз. Морды он бьет качественно, с отягчающими, это тебе не какая-нибудь расчлененка на трешечку.

Илларион покачал головой – слов у него не находилось.

– Все равно кто-нибудь да будет говорить гадости, – спокойно сказал Гвидон. – И оборотни, и люди. Живи так, как живется. Не обращай внимания. Не было бы у Альмы миллионов, завтра бы кто-то придумал, что ты ее привез с Севера в мешке, и держишь в черном теле. Чем это лучше?

– Ничем, – согласился Илларион, живо представивший себе сплетню о том, что он вызывал спецназ, чтобы поймать Альму в соседских огородах.

– Гвидон! – позвал дядя Ромуальд, высунувшись в окно. – Гвидон! Мне позвонил Светозар. Сейчас приедут твои волки, чтобы Дарина не утомлялась вождением машины, и отвезут нас в часть. Карася уже вынесли в фонтан, мы хотим его пофотографировать.

– Отлично! – одобрил Гвидон и в очередной раз подсунул Дарине под руку пиалу с черешней. – О! Мы же подарок привезли. Надо отдать.

– Иди сюда, счастливая обладательница дома с башенкой! – позвала Дарина.

Взъерошенная Альма, выбравшаяся во двор, пробормотала:

– Я забыла, что они такие говорливые.

– Это еще по минимуму, – заверила Дарина. – Гвидон, а где подарок? В бардачке?

– Ага.

– Неси.

Волк принес из машины маленькую картонную коробочку. Илларион принюхался и непроизвольно мурлыкнул – травы, вкусные травы! Валериана, кошачья мята и что-то незнакомое, свежее, бодрящее. Похожие оздоровительные сборы продавались в северных аптеках и стоили недешево: сырье было привозным, отборным, потому что выращенное в теплицах или собранное и высушенное ненадлежащим образом не обладало нужными свойствами и запахом.

Коробочка таила маленькую свечку-клубочек. Из аккуратно смотанных восковых нитей торчал фитиль, пучок восковой травы служил основанием, не позволяя клубку укатиться.

– От деда Саввы, – торжественно объявила Дарина. – От творца заговоренных свечей создательнице кошачьих домиков и ее супругу. С наилучшими пожеланиями.

– Спасибо! Ты показывала ему вежу? – с любопытством спросила Альма, принимая свечку в ладони. – Или не решилась?

– Показывала, – кивнула Дарина. – Деда любопытство разобрало, сам приехал – вроде как на рыбалку – и на нашу дачу заглянул. Ощупал, обнюхал, хмыкнул. Не презрительно, с легким уважением. В итоге вы получаете свечку, а мы – роскошный шакалий дом на окраине Лисогорска. С участком, второй норой, погребом и чердаком, на котором куча интересного хлама. Светлана с Гвидоном там уже покопались, я еще не успела. Переезжать будем осенью, после Дня Преломления Хлеба.

– Приглашаем на новоселье, – засиял Гвидон. – Я к тому моменту наведу порядок. Дому нужен мелкий ремонт и немного новой мебели.

– Мы тоже? – Альма перевела взгляд на Иллариона. – Мы приглашаем Гвидона с Дариной на новоселье?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь? – удивился он. – Приглашаем всех. Всех, кого ты захочешь.

– Твоего брата с женой, – обрадовалась Альма. – Всех стареньких шакалов и Гвидоновых волков. И Семен Семеныча с женой. И Галину с семейством.

За забором коротко взвыла и смолкла сирена. Легкие на помине Гвидоновы волки постучали кулаком в калитку и вошли, сломав кодовый замок. Илларион хотел поскандалить из-за порчи имущества, но смолчал, увидев шаманскую шапку – напоминание о том, кто помог ему справиться с превосходящим противником.

Дядя Ромуальд волкам обрадовался, выдал по пирожку с капустой, похвалил шапку, и велел тете Розе с тетей Викторией собираться. На прощание шакалы сфотографировали перекинувшегося Феста, оседланного двумя котятами и Светланкой, обняли и расцеловали всех, кто попался под руку, напомнили Паулине, что ждут их семейство в гости в любое время, и с достоинством направились к своему автомобилю.

Волк в шаманской шапке уселся на водительское сиденье антиквариата. Дарина и Светлана забрались в джип. Громоздкий автомобиль с хлесткой надписью «Наркоконтроль» включил маячки и возглавил колонну. Илларион, Альма, Паулина, Фест и дети проследили, как машины движутся к госпиталю, разворачиваются на площадке перед воротами и снова проезжают по переулку, чтобы свернуть на Полевую. Они махали колонне, улыбаясь и мурлыкая. Потому что это было не прощание, а короткое расставание перед очередной встречей.

– Вечером, после ужина, зажжем свечку, – объявила Альма. – И обсудим планы. Нам всем нужны силы и здоровье. За это лето надо многое сделать. Ларчик должен повесить дверку на дупло. Это очень важно. К дяде Ромуальду скоро привезут тюфяки с ягелем. И перину. Нам надо повесить дверку, положить тюфяки и немножко поспать в дупле до осени. Я хочу, чтобы оно хорошо пахло.

Она осторожно положила свечку обратно в коробочку. Посмотрела и строго сказала:

– Коробочку нельзя выбрасывать! Ни в коем случае нельзя! Пока не знаю, что в нее сложить…

– Не беспокойся. Я уже придумал, – заверил ее Илларион.

Это было правдой – решение пришло, когда Альма говорила о гостях на новоселье. Илларион не стал ей напоминать, что кроме новоселья должна быть свадьба. Скромная, с ограниченным количеством гостей, и с традиционным обменом плетеными браслетами. Браслеты в вышитых мешочках Илларион собирался заказать в Хвойно-Морозненске. В свое время присматривался к мастерским – когда уговаривал Берту узаконить отношения – и нашел набор