там есть свой выводок детей-актеров. Но теперь, когда ты выросла, это другое дело. Посмотри, какой огромной звездой стала там Лиз Тейлор. Твоя мать готовит паспорта вам обеим, и я помогаю ей получить визы. Когда фильм будет снят, мы с вами туда полетим.

– Леон… – Ческа откинула от лица волосы. – На эти выходные я не поеду домой.

– Хорошо. А ты уже сказала маме?

– Нет. Я подумала… ну… Может, ты ей скажешь? Скажи, что мы отстали от графика или что-то в этом роде, и нам надо провести дополнительные съемки в субботу и воскресенье.

– Ческа, ты хочешь, чтобы я врал ради тебя?

Она остановилась и повернулась к нему.

– О, Леон, ну пожалуйста! Ты же знаешь, какая мама! Она так бережет меня от всего на свете, что я вздохнуть не могу.

– Как я понимаю, реальная причина, что ты хочешь остаться на выходные в Брайтоне, связана с твоим партнером?

– Ну отчасти, хотя в основном я думала о том, как было бы здорово, если бы я могла провести все выходные сама по себе в первый раз за всю свою жизнь.

Леон задумчиво оглядел свою клиентку. Теперь, когда Греты не было рядом, чтобы решать, говорить и организовывать все за нее, личность Чески начала понемногу проявляться. Химия между ней и Бобби была очевидной. С моральной точки зрения он должен был бы объяснить ей и предупредить ее, во что она ввязывается, и, по возможности, отговорить ее от этого. Однако, уговаривал он сам себя, самое худшее, что может с ней случиться, что ей придется какое-то время помучиться от сердечных ран. Каждый должен влюбиться в первый раз, и ей не повредит, если, сделав это, она перенесет часть своих эмоций на пленку. И, в конце концов, ее личная жизнь – вообще не его дело.

– Ладно, Ческа, – наконец сказал он. – Я скажу твоей маме вместо тебя.

– В любом случае Ческа просила меня передать тебе ее любовь и всяческие извинения. Она говорит, что вернется на той неделе.

– А она не просила, чтобы я приехала в Брайтон? – спросила Грета, нервно прикуривая. У нее снова, исключительно от скуки, появилась эта привычка.

– Если честно, там просто ужасная погода и из-за этого все расписание съемок полетело к чертям. Следующие несколько дней они в основном снимают на местности, иногда даже по ночам, – с легкостью соврал Леон. – На твоем месте я бы оставался в Лондоне, в тепле и уюте.

– Полагаю, ты прав. Но поклянись мне, что моя малышка в порядке и что ты присматриваешь за ней.

– Можешь мне поверить, Грета, она в порядке. И просто замечательно работает. Так как – увидимся в «Плюще» в понедельник?

– Да, Леон, спасибо. До встречи.

Грета повесила трубку и прислушалась к стоящей в квартире тишине. Ее нарушали только часы, тикающие на каминной полке и мерно отсчитывающие секунду за секундой. Последние несколько дней показались ей бесконечными. Ее дух поддерживало только ожидание того, что сегодня вернется Ческа. Она приготовила Ческе ее любимый пастуший пирог – его аппетитный аромат доносился до нее из кухни. Грета взглянула на уже накрытый на двоих стол.

У нее не было никаких подруг, ей было нечего делать и некуда пойти. На секунду к ней закралась мысль о Дэвиде. Может быть, она была дурой, когда отказалась выйти за него замуж и посвятила жизнь карьере Чески, когда она могла бы – ну вдруг могла бы – найти счастье и для себя самой. Нет, твердо сказала она себе; она решила запереть эту дверь, и она никогда больше не будет открыта вновь.

Так что теперь ей оставалось лишь смотреть на ту суровую реальность, которую предъявляла ей Ческа после почти шестнадцати лет безупречной службы.

Грета думала, что с ней никогда больше такого не случится. Но, похоже, она в очередной раз оставалась совершенно одинока.

– Дорогая, если б ты знала, как я хотел это сделать, – шептал Бобби на ухо Ческе, снимая последнюю одежду с ее стройного юного тела. – Дай мне посмотреть на тебя.

Бобби склонился над ней, лежащей на кровати отеля, и смотрел на свежие очертания ее бедер, талии и груди, на то, как мягкий свет отбрасывал пляшущие тени на нежно-кремовую кожу. Обычно он предпочитал, чтобы женщины были помясистее, но все равно – подростковое тело Чески представляло собой завораживающее зрелище.

Она смущенно улыбалась ему, пока он стаскивал с себя рубашку, штаны и белье. Склонившись над ней, Бобби лизнул ей ухо.

– Давай не будем спешить. Я хочу насладиться тобой целиком.

Ческа закрыла глаза. Язык Бобби скользнул от ее уха по шее вниз. Она чувствовала, как его зубы осторожно прикусывали ее то там, то тут, пока его рот спускался к ее груди и ласкал каждую по очереди. Она лежала и думала, что, наверное, позволяет Бобби делать что-то ужасно неправильное, но ее тело говорило ей, что это самая естественная вещь на свете.

Бобби снова приподнялся над ней, нашаривая рукой что-то на тумбочке возле кровати.

– Чтобы ты была в безопасности, дорогая, – сказал он. – Ну, готова?

Пока он устраивался поверх нее, Ческа подняла голову.

– Бобби?

– Да?

– А ты… Ты меня любишь?

– Ну конечно, детка. Ты такая шикарная. – Он крепко поцеловал ее в губы, и, отвечая ему, она почувствовала, что он вошел в нее.

Острая боль пронзила ее насквозь. Ческа вскрикнула.

– Теперь будет лучше, вот увидишь, – утешал он. – О, детка, ты чудо.

Ческа смотрела на лицо Бобби, которое было совсем рядом с ней, а он начал двигаться все быстрее, упираясь мускулистыми руками в кровать по обеим сторонам от нее. Потом он откатился с внезапным стоном и упал рядом с ней на подушки.

Ческа лежала, глядя на мерцающий в камине огонь, и думала, должно ли все то, что сейчас с ней случилось, быть именно таким. Потом ее грудь погладила его рука.

– Ты в порядке? Слишком уж ты тихая.

– Думаю, да.

– Не волнуйся. Первый раз всегда хуже всех, но вечер только начался, и я еще покажу тебе, как на самом деле можно заниматься любовью.

В понедельник Ческа пришла на съемки, чувствуя себя так, словно ураган подхватил ее и отнес в Волшебную страну. Все ее тело было покрыто мелкими синяками в результате ударов локтями и коленями в порывах страсти. После сорока восьми часов, проведенных в постели с Бобби, все ее внутренности саднили, а ноги подгибались, словно были из желе.

– Привет, Ческа. Хорошо провела выходные? – Чарльз заметил ее румянец