Все в ельцинском окружении и миллионы россиян считали инцидент очередным неудавшимся покушением КГБ. Ельцин посоветовал молодому экономисту не расстраиваться: «Мы потом все отыграем назад», – имея в виду время после того, как Горбачев уйдет. Явлинский позже утверждал, что такой цинизм его шокировал. Он ушел в отставку из правительства РСФСР. Ельцин предложил ему пост советника по экономике, но Явлинский вежливо отказался[454].

Петраков оставался помощником Горбачева по экономическим вопросам до конца года, но решил воззвать к общественности. 4 ноября «Комсомольская правда» опубликовала манифест за подписью Петракова, Шаталина, Явлинского и других создателей «500 дней». Экономисты критиковали компромиссную программу, подготовленную Аганбегяном, – и которую утвердил Горбачев. В манифесте говорилось, что эта версия не решит никаких проблем, а лишь обречет страну на нищету. Горбачев счел это ударом в спину[455].

15 октября 1990 года Михаилу Горбачеву присудили Нобелевскую премию мира. Норвежский Нобелевский комитет в Осло признал его уникальный вклад в окончание холодной войны. Благодарный Запад сделал Горбачеву еще один подарок. Раиса собрала сотни поздравительных и хвалебных статей и писем, в основном из-за рубежа. Однако внутри страны Горбачева осуждали за его роль в разрушении советского государства и стабильной экономики. Когда Горбачев показал Черняеву несколько таких писем, тот удивился, зачем президент тратит свое драгоценное время на чтение этого «барахла». Помощник считал, что лучшим вариантом было бы забрать Нобелевскую премию и уйти в отставку или подняться «над» текущей политикой. Но вместо этого Горбачев, по его словам, «хватается за все – за партию, за всякие комиссии, за сборы ученых и везде всем навязывает себя», не имея представления, что нужно делать[456].

Борис Ельцин отреагировал на Нобелевскую премию Горбачева в своей неповторимой манере. 16 октября, выступая в Российском парламенте, он обвинил президента СССР в том, что тот не выполнил свою часть договоренности. Попытку Горбачева разработать гибридную программу экономических реформ Ельцин назвал катастрофой. Ответственность за экономические бедствия и разгоняющие инфляцию траты российский лидер возложил на правительство Рыжкова. Ельцин видел три варианта действий для Российской Федерации. Согласно первому, предстояло реализовать «500 дней» только в России, взять под полный контроль таможню и внешнюю торговлю РСФСР, учредить собственные банки и валюту, получить свою долю в вооруженных силах СССР. Второй вариант предполагал формирование коалиционного правительства между Горбачевым и «сторонниками радикальных реформ», а третий – подождать еще примерно полгода, пока планы Горбачева не рухнут[457].

На Президентском совете Крючков и Лукьянов призывали Горбачева ответить на ельцинское «объявление войны» – обратиться к народу по телевидению и продолжить экономические реформы, не спрашивая согласия республик. Рыжков опасался, что оппозиция вот-вот захватит власть и линчует его вместе с другими чиновниками. Медведев и Шеварднадзе выступили за компромисс, но тут в обсуждение вклинился Болдин: «Надо расстаться с иллюзиями в отношении Ельцина. Он никогда не будет работать вместе с нами. Человек не вполне здоровый и видит себя только в конфронтации». Болдин ратовал за твердость и закрепление центральной власти. Горбачев в ответ взорвался: «Дело не в Ельцине… Он отражает серьезные тенденции в обществе. Люди чувствуют наступление хаоса, распада. Они… за порядок и готовы поддержать даже крайние меры». Впрочем, подумав, он с Болдиным согласился: «Этот параноик [Ельцин] рвется в президентское кресло, больной. Все окружение науськивает его. Надо дать хорошо по морде». В ярости Горбачев велел Шеварднадзе отменить свои заграничные поездки на ближайшие недели. Черняев, Петраков, Шаталин и другие советники пришли в ужас и после заседания стали отговаривать Горбачева. Они опасались общенациональных забастовок и гражданского неповиновения. Черняев посоветовал игнорировать блеф Ельцина и укреплять свой международный авторитет. Довод сработал: Горбачев сдался и решил не отказываться от запланированных вояжей[458].

Ельцин еще раз показал, что ставит Россию выше Союза. На встрече с министром иностранных дел Великобритании Дугласом Хердом он заявил, что на смену Советскому Союзу придет «перевернутая пирамида» – добровольный союз суверенных республик. «Россия теперь может подписывать договоры с иностранными государствами не только по экономическим вопросам, но и, например, о моратории на ядерные испытания», – сказал он удивленному Херду и заверил, что «Горбачев не будет возражать». Британский посол Родрик Брейтвейт, который присутствовал на встрече, счел, что Ельцин «заинтересован во власти, и его тактика состоит в том, чтобы уничтожить Рыжкова, лишить силы и дискредитировать союзное правительство», а позже – «устранить и Горбачева». Брейтвейту эти цели казались «безнадежно недостижимыми». Он провел поразительную параллель между российским лидером и Гитлером: «Он [Ельцин] явно верит в “Триумф воли”, в свою способность достичь того, что простые люди считают невозможным»[459].

Единственное, что имелось у Ельцина, – поддержка русского народа. Российская Федерация оставалась государством-призраком без функционирующей бюрократии, экспертизы, денег и ресурсов. На протяжении семи десятков лет гигантская республика следовала приказам центральных всесоюзных министерств и партийного аппарата. Многие в региональных отделах КГБ и милиции, этнические русские, поддерживали суверенитет России и лично Ельцина, но «российского КГБ» не существовало[460]. У Ельцина даже не было надлежащей охраны – за его безопасность отвечал только бывший офицер КГБ «Саша» Коржаков. Горбачев обещал, что передаст некоторые административно-бюрократические ресурсы центрального правительства российскому государству. Но делать этого не спешил, а октябрьская речь Ельцина, казалось, положила конец компромиссам. Ельцин понял, что зарвался. Он позвонил Горбачеву с неубедительными извинениями. Но от своих целей не отказался.

Осенью 1990 года особенно заметную роль в окружении Ельцина стал играть Геннадий Бурбулис. Взгляды и деятельность этого человека заслуживают подробного рассмотрения. Как и Михаил и Раиса Горбачевы, Бурбулис изучал философию и имел склонность к теоретизированию и интеллектуальным дебатам. В начале перестройки он преподавал марксизм-ленинизм в Уральском университете, а в 1987 году основал дискуссионный клуб, который привлекал толпы инженеров и других представителей интеллигенции. В марте 1989-го Бурбулис выиграл выборы на Съезд народных депутатов, где примкнул к группе московских интеллектуалов, сплотившейся вокруг Андрея Сахарова. В 1990-м он пришел к выводу, что новая демократическая Россия должна разрушить СССР, эту ужасную тоталитарную империю, и освободить другие народы, обрести свободу сама и присоединиться к Западу в построении глобального либерального порядка. Он установил связи с американцами из числа правых республиканцев, которые выделяли деньги на проведение «семинаров по демократии» в российских городах[461].

В сентябре 1990-го Бурбулис убедил Ельцина создать «высший консультативно-координационный совет» и позвать в него видных московских интеллектуалов и «интеллигентов» из провинции для обсуждения политической стратегии. Ельцин, который завидовал интеллектуальному окружению Горбачева, с удовольствием согласился. Проект имел мгновенный успех: интеллектуальная элита Москвы, разочарованная в Горбачеве, была польщена вниманием нового народного любимца. На первых заседаниях в октябре 1990 года Ельцин в восхищении слушал лучших