и умнейших представителей своей страны. «Ельцин очень этим дорожил… Это была для него потрясающая школа… Он впитывал как губка, учился каждое мгновение нашей дискуссии», – вспоминал Бурбулис[462]. Главной темой обсуждений стало то, как одержать верх над горбачевским центром. Режиссер Марк Захаров выразил общее мнение: «России необходимо решаться на… наполеоновские меры», поэтому ей нужны «свои КГБ, МВД и т. п.». Иначе «переходный период… России не пройти, демократические преобразования не осуществить»[463].

Еще один совет, повлиявший на Ельцина, дал всемирно известный писатель-националист и диссидент Александр Солженицын. 18 сентября газета «Комсомольская правда» опубликовала тиражом в восемнадцать миллионов экземпляров его памфлет «Как нам обустроить Россию?». Знаменитый эмигрант писал, что русские веками создавали империю. Советский эксперимент изнурил русских, они больше не могли нести имперское бремя. Солженицын предложил распустить Советский Союз, сохранив его славянское ядро – республики с «тремя братскими народами»: РСФСР, Украину и Беларусь. Также он рекомендовал оставить в составе единого государства северные районы Казахстана, освоенные и населенные русскими[464]. Памфлет оказал сильное воздействие на Ельцина. Переосмыслив идею Солженицына, Бурбулис предложил сформировать политический союз против Кремля, включив в него две славянские республики и Казахстан[465].

21–22 октября в Москве состоялся учредительный съезд «Демократической России». Около 1600 делегатов из 73 регионов Российской Федерации собрались в огромном кинотеатре с подходящим к случаю названием «Россия». На съезде присутствовало порядка 300 российских и западных журналистов и 200 зарубежных гостей. Аркадий Мурашов, главный организатор и друг Бурбулиса, объявил прессе основные цели движения: «положить конец советско-социалистическому периоду русской истории» и избрать президента Российской Республики, который «нейтрализует деструктивную деятельность коммунистического имперского центра»[466]. На съезде звучали все разновидности либеральной антикоммунистической риторики, эманации вышедшей из подполья интеллигентской оппозиционности. Центральным объектом для шквала критики стал Горбачев, якобы главный виновник того, что «500 дней» не были реализованы. Обличительную речь одного из делегатов процитировал популярный журнал «Огонек»: «Если бы мы… перешли к рынку, как поляки, сегодня были бы забиты товарами все магазинные полки, на улицах продавались бы ананасы, а рубли на каждом бы углу меняли на доллары и фунты». Это ничего, что авторы «500 дней» как раз стремились избежать реформ в польском стиле! Другие делегаты съезда и вовсе требовали сразу избавиться от всех советских госструктур, включая партию и президента. Только вдова Андрея Сахарова Елена Боннэр призвала к сотрудничеству с Горбачевым[467].

После поездки в Мадрид и Париж Горбачев вернулся в Москву и 31 октября провел очередной Президентский совет. Некоторые в его окружении считали, что «Демократическая Россия» и Ельцин действуют по большевистскому сценарию 1917 года: «Страна стала неуправляемой!» Даже Шеварднадзе и Яковлев призывали к укреплению исполнительной власти. Глава КГБ Крючков заявил: «Я утверждаю, что и сегодня партия остается единственной силой в стране, которая способна что-то сделать». Язов обрушился на молодых популярных тележурналистов, которые высмеивали вооруженные силы, и предложил «разогнать эту шпану на телевидении». Лукьянов сжато сформулировал авторитарную концепцию проведения экономических реформ. Власть партии нужно воскресить, партийные организации в армии, КГБ, милиции и судах – сохранить. Верховный Совет СССР – последний политический оплот Горбачева. Люди, уставшие от анархии и преступности, поддержат силовую политику президента. Интеллигенция, за исключением демократических экстремистов, тоже встанет на его сторону, опасаясь гражданской войны. Лукьянов отверг любую коалицию с Ельциным. Оппозиция лишь хочет захватить экономические ресурсы и не готова к управлению страной, заявил он. Противореча себе, Лукьянов сравнил российских «демократов» с польским движением «Солидарность». По его словам, сначала они сделают Горбачева номинальным президентом, как произошло с генералом Ярузельским, а затем от него избавятся. Горбачев согласился: «Мы же сразу раскусили всю эту их [идею]». Воодушевленный поддержкой, Лукьянов выдвинул идею: создать «узкий штаб с диктаторскими полномочиями», «координирующий все процессы, с очень сильным прогностическим центром, который будет продумывать пять-шесть шагов вперед»[468].

Все ждали реакции Горбачева, но тот сделал вид, что не понимает сути предложения. Спустя несколько минут он сказал: «Товарищи, не ждите указаний. Мне вообще-то от вас уже надоело выслушивать, что надо. Действуйте. У вас есть законы, полномочия». Затем Горбачев обратился к председателю КГБ: «Крючков, кто вам мешает? Действуйте!.. Лучше оставляйте за мной право поправлять, корректировать. Но действуйте». Поразительное замечание: президент скомандовал главе КГБ импровизировать по своему усмотрению[469].

На заседании Президентского совета 5 ноября Шеварднадзе предложил рассмотреть возможность прихода к власти оппозиции. Горбачев отклонил эту странную идею[470]. Затем Лукьянов доложил о подготовке ко Дню революции 7 ноября, важнейшему государственному празднику, кульминацией которого были военный парад и демонстрация на Красной площади. Все помнили печальный опыт на праздновании Первого мая. В этот раз все могло пойти гораздо хуже. Московские газеты и журналы наперебой осуждали большевистский «октябрьский переворот» и высмеивали слова Горбачева о «социалистическом выборе». Радикальные группировки угрожали построить баррикады и преградить путь колонне танков на Красную площадь. На улицах Москвы могли повториться кадры CNN из Пекина в июне 1989 года, когда неизвестный остановил бронированную колонну танков. Командование Московским военным округом и сотрудники КГБ сообщили Лукьянову, что предотвратить антисоветские, антикоммунистические выступления не получится. Лукьянов доложил, что чиновники в московском горсовете, избранные от «Демократической России», отказались отвечать за возможные беспорядки и рекомендовали отменить праздничные мероприятия. Горбачев взорвался: «Никаких демонстраций против Октябрьской революции, против Советской власти нельзя принимать и запретить это, и предупредить заранее, и объявить на всю страну». Он даже обвинил Лукьянова в «трусости» и потворстве демократам, но тот в ответ заявил, что риск насилия и столкновений реален. Движение «Солдатских матерей» собиралось устроить митинг с требованием вернуть сыновей из зон межнациональных конфликтов в Закавказье и Средней Азии. Популисты Тельман Гдлян и Николай Иванов тоже планировали митинг на Красной площади[471].

Горбачев сорвал свое раздражение на министре внутренних дел Вадиме Бакатине. Двумя годами ранее глава СССР выбрал этого партийца из Кузбасса руководить милицией, печально известной своей продажностью. Бакатин скоро стал любимцем московских СМИ – он боролся с коррупцией, улучшал условия в тюрьмах и увольнял осведомителей. Когда Горбачев поручил Бакатину с помощью милиции обеспечить порядок на улицах Москвы, тот отказался: «Чтобы не было [на следующий день] тяжело вам. Получится свалка и какое-то количество трупов. Вы вспомните первомайскую демонстрацию»[472]. Советский лидер обвинил Бакатина в трусости и неповиновении, но на этом дело и кончилось[473]. Шеварднадзе пришел в ужас и уныние от этой перепалки. Он считал, что Горбачев под влиянием Лукьянова, Крючкова и других склоняется к применению силы и диктаторскому режиму[474].

Празднование большевистской революции 7 ноября обошлось без конфронтации, которой все так опасались. В последний момент Горбачев