Он встал и поправил одеяло Тени, который всё также безмолвно лежал. Несколько раз я даже клала ладонь на его шею, чтобы убедиться в наличии пульса. Врач давно утратил к Тени интерес, занимаясь манипуляциями с занятными субстанциями в колбах и тарелках. В чемоданчике Яги нашлась даже маленькая горелка и другие странные приборы, названия которых я не знала.

– Он что, готовит какой-то соус из крови Тени? – прищурилась я.

– Я даже боюсь предполагать, – мрачно отозвался Лёд. – Возможно, он делает сыворотку или мясной клей. Кровь же довольно липкая.

– Меня сейчас стошнит. Кстати, где собака? Давно её не видно, – я решила сменить тему.

– Спит на кухне. Она здесь, похоже, прижилась.

– Как и мы, – вздохнула я. – Но мне всё равно не нравится этот город.

– Как потеплеет, можно уйти дальше. Не думаю, что смогу найти или собрать какой-нибудь транспорт, – местные фанатики давно всё перемололи своей ненавистью к прогрессу. Хотя, говорят, дальше к западу есть огромные свалки. – Глаза Льда затуманились, он уже предвкушал, как будет собирать из железяк новое детище. – Солнечные батареи на крыше и двигатель были бы отличным решением.

– Меня бы порадовал и велосипед – надёжнее и понятнее. – Я подошла ко Льду и взъерошила его волосы. – Сходил бы башку помыл, что ли.

– А тебе нагреть воду? – покорно согласился Лёд.

– Было бы чудесно, – улыбнулась я. – Может, Яга разрешит нам поплескаться в тазах прямо на кухне у тёплой печки? И кто придумал устроить мыльню в сыром подвале?!

– Делайте, что хотите, – раздался ровный голос Яги, которая бесшумно вошла в комнату.

Её глаза были красными и опухшими от слёз, а ветхое платье, так сильно отличавшееся от затейливого шаманского наряда, превращало её в забитое, тощее, несчастное существо. Я в который раз подивилась, как сильно одежда меняет человека.

– Когда Тень проснётся? – спросил Лёд, который, казалось, совсем не замечал перемен, произошедших с Ягой.

– К утру. Я напоила его крепким отваром. Сон лечит.

– Ну, мы тогда помоемся на кухне. Ты же за ним присмотришь? – Лёд кивнул в сторону Тени и, взяв меня за руку, вывел из комнаты.

На кухне мы устроили настоящее веселье. Лёд приготовил мне кадку восхитительной тёплой воды, осторожно помог промыть и распутать волосы. С помощью золы мы тщательно вычистили друг другу зубы, периодически резвясь, как дети. Я обожала такие моменты – когда Лёд не лез ко мне со своими идеями, не лапал и не присасывался к моей коже, словно пиявка, а просто заботился обо мне. Обнаружив на одной из полок сушёную мяту, Лёд вскипятил её в маленьком чайнике, и купание мы завершили обливанием мятной прохладной водой. Я с удовольствием следила, как Лёд осторожно скребёт свой подбородок ножом, убирая редкую щетину. В отличие от Врача, Тень и Лёд регулярно брились. Гладкие лица среди мужчин были скорее исключением, чем правилом в нашем мире. И меня это раздражало. Я ненавидела неопрятную клочковатую бороду, по которой почти всегда можно было узнать, что недавно ел её хозяин. Увидев, что я его рассматриваю, Лёд подмигнул и чуть улыбнулся уголком рта. И почему нельзя всегда быть таким милым? Я насухо растёрла тело тряпицей, которую нам выдала Яга, старясь не смотреть на едва затянувшийся уродливый порез. Похоже, останется шрам. Лёд говорил, я сама слишком резко изогнулась и напоролась на лезвие, которое он не успел убрать. Может, это и было так. Но если ты занимаешься сексом с девушкой в темноте под одеялом и при этом сжимаешь в руке острый нож, вероятно, что-то подобное случится. Тут даже шаманок-гадалок спрашивать не надо. Я вздрогнула от громкого стука и, обернувшись, увидела, как Лёд вогнал свой нож в деревянную доску, лежащую на столе. Мокрые волосы закрывали его лицо, а мышцы на руках вздулись от напряжения. Должно быть, он заметил, как я осторожно касалась пореза. Я поспешно натянула рубашку, которая служила мне ночнушкой, и проглотила едва не вылетевшую шутку про то, что бесстыдная деревяшка сама напросилась. Лучше проигнорировать его выходку. Возможно, столь драматично он пытался мне показать, что держит свой нож под контролем. Но такие действия скорее портят впечатление, нежели возбуждают.

– Вытрись, а то лужа с тебя натекла. – Я швырнула в Льда тряпку, которую он поймал, даже не поворачивая в мою сторону головы.

Промокнув свои волосы, ставшие тёмно-пепельными от воды, Лёд подошёл ко мне, буравя чёрными обсидианами глаз – в который раз я поразилась, как удивительно в его внешности проявляются исключительно ахроматические цвета. (Значение этого необычного слова я нашла в одном из каталогов с цветными прямоугольниками, где под каждым было указано название оттенка и какие-то цифры. Да-да, обсидиан тоже оттуда.) Лёд был словно нарисован грифельным карандашом – гипсовая кожа, чёткий, вылепленный рельеф мышц, выточенные правильные черты лица, серебряные волосы и брови, бледные губы и угольная радужка, в которой и зрачка-то было не разглядеть. В детстве я думала, что и язык у него белый, ну или чёрный, и одно время предпринимала настойчивые попытки заглянуть чёрно-белому мальчику в рот. Хотя Лёд говорит, что этого не помнит. Тем лучше. Хотя иногда у Льда губы синеют, особенно если он долго бежит. Но это довольно редкое явление.

Встав практически вплотную, Лёд осторожно прижался губами к моим губам. Его обнажённое тело всё ещё было влажным и слегка прохладным – почти всю тёплую воду он извёл на меня. Неожиданно горячий язык Льда скользнул по моей нижней губе, пробуя на вкус. Я отпрянула. Яга могла зайти в любой момент, а я не любила, когда Лёд приставал ко мне, совершенно не беспокоясь, что нас застукают посторонние.

– Одевайся. Не думаю, что под «делайте на кухне что хотите» Яга имела в виду секс.

– А может, как раз его? – Лёд хитро улыбнулся и прижал меня к своей груди – его сердце выстукивало рваный ритм, словно танцующий над бездной барабанщик, который обезумел от страха и восторга.

– И почему Врач оставил в тебе так много крови? – вздохнула я, пытаясь выпутаться из цепких объятий. Удивительно, но кровь у Льда была совершенно обычной, ничуть не напоминающей ртуть.

– Лучше было бы, если бы я превратился в сдутую камеру от шины и растёкся безвольной тряпочкой на полу? – Лёд снова провёл языком по моим губам и сжал мои щёки в ладонях, заглядывая в глаза. – Да не злись, я просто шучу!

Он отвернулся, проворно вытерся тряпкой и суетливо оделся, больше не поднимая