– Иди, я тут уберу всё, – пробормотал Лёд, помахивая ковшом.

Мне даже стало его немного жаль. Я подскочила ко Льду, чмокнула в подбородок и быстро ретировалась, чтобы он не успел потребовать большего. Порой я сама себя не понимала. Как к одному и тому же человеку можно испытывать любовь, жалость, ненависть и раздражение практически единовременно?

Я вернулась к Тени. К моему удивлению, он лёжа корябал карандашом в своём дневнике, оперев его на согнутые колени. Лицо Тени было крайне сосредоточенно, а рука мелькала по страницам с бешеной скоростью. Яга и Врач куда-то ушли.

– Как себя чувствуешь? – спросила я, присаживаясь на табуретку.

– Как будто меня начали потрошить, но потом передумали, – ответил Тень слабым голосом, откладывая дневник в сторону и пытаясь сесть.

– Ты лучше лежи, чтобы ничего не разошлось, – посоветовала я, но Тень всё равно сел, опираясь на подушку.

– Больно?

– Да нет, – он слабо улыбнулся. – Яга влила в меня какое-то зелье, и я от него как пьяный. Я чувствую, что должен успеть всё записать. Знаешь, мне снился такой славный сон. Как будто я хожу по залитой солнцем библиотеке, такой новой и чистенькой. Три её стены занимают полки с разноцветными книгами, и у каждой, какую ни возьми, – прекрасная обложка. Вместо четвёртой стены – огромные окна, а за ними видно уютную площадь с фонтанами и купающихся в них детей. А ещё в той библиотеке мягкие светлые диваны с подушками и пледами, можно читать лёжа. А ещё…

– Снова в твоей голове навязчиво толпятся книги! Возможно, ты побывал в раю, заглянул туда одним глазком, – перебила я, потому что терпеть не могла выслушивать чужие сны. Серьёзно, разве есть на свете темы ещё зануднее?

– Я знаю, что это не ты, – невпопад заявил Тень, а потом осторожно взял мою руку, поднёс к губам и, едва коснувшись, поцеловал. – Ты, конечно, нелепая и импульсивная, но не злая. Теперь я это понимаю. Ты не специально сожгла мой дом.

– Ага, – выдавила я, изумляясь этому рыцарскому жесту.

Я, конечно, слышала, что раньше воспитанные мужчины целовали даме руку, но мне не доводилось испытывать такое на себе. Тень выпустил мою ладонь и принялся изучать потолок.

– Ты точно пьян, раз больше не проклинаешь меня за сожжение какого-то Джона… – нервно рассмеялась я.

– Джонатана Ливингстона. Это чайка. И мой книжный друг, – серьёзным голосом заявил Тень.

– Это странно.

– Он учил меня стремлению к самосовершенствованию, выходу за границы реальности и страсти к полёту мысли, – терпеливо пояснил Тень. – Любить и летать, как никто и никогда раньше.

– И следуя его заветам, ты решил сидеть до конца жизни в книжном склепе, дыша пылью пополам с плесенью и медленно порастая мхом. – Я закатила глаза.

Тень совершенно не ассоциировался с образом свободной птицы. Да если бы не тот случай с пожаром, он бы состарился и помер среди своих книг. Я вспомнила труп книжника в заброшенной деревне и скелеты на полках библиотеки. Если подумать, стиль жизни Тени не был уникальным.

Тень не ответил, его взгляд стал отрешённым, словно он мысленно вернулся в свой сон и теперь бродил среди безупречных книжных полок.

– Могу почитать тебе вслух. – Я вытащила из кучи вещей в углу первую попавшуюся книгу и пролистала её. Это был наивный любовный роман, где героиня теряла разум от мужских прикосновений и улетала в райские кущи с завидной регулярностью. Видно, её писала далёкая родственница Кривляки. Я заглянула в предыдущие главы. Как я и думала, главный герой особо ничего не делал, он просто БЫЛ. Автор переставляла его из одной сцены в другую, словно прекрасную декорацию. Вру, иногда этот бог секса произносил смешные фразы: «Я сделаю тебя плохой девочкой!» или «Закрой глаза, детка!». Меня слегка затошнило, а голова закружилась. Как это глупо выглядит в книгах, а в жизни ещё нелепее. Но ведь женщины клюют на крючок!

– А бывают плохие книги? – спросила я, заталкивая роман поглубже в мешок.

– Возможно, если они плохо вычитаны на предмет опечаток и повторов, то это может раздражать, – ответил Тень. – Но всё же я думаю, что у каждой книги есть свой читатель. Иногда автор напишет историю, а современникам она совершенно не нужна. Но проходят десятилетия, рождаются новые люди. И забытая книга получает признание. Любую вещь, созданную человеком, кто-то может полюбить. Даже самую страшную игрушку или бесполезную безделицу. Главное, увидеть в ней, а может, и самостоятельно наделить важным для тебя смыслом, ценностью. Так же и с людьми.

– О-о-о! – пренебрежительно протянула я. – Смешал всё в кучу – книги, вещи, смыслы, людей.

– А я много над этим думаю, – не замечая моей язвительности, продолжил Тень. – Как человек влюбляется – в придуманный образ или, может, подсознательно чувствует родственную душу?

– Химия, гормоны и запахи, – ни секунды не сомневаясь, заявила я. – Мать рассказывала, что в каждом из нас сидит древняя рептилия – змей. Ну, тот, что между Адамом и Евой вечно изображён. За годы эволюции змей уже выбрал определённые критерии оценивания партнёра. И вот ты встречаешь мужчину – щёлк! Хотя в твоём случае, надеюсь, женщину. Бац! И глаза застилает любовная пелена. Одежда слетает сама собой.

– Ты, должно быть, говоришь про рептильный мозг? Я что-то такое читал. – Тень снова лёг, не сдержав сорвавшийся с губ стон. – Думаю, есть в этом зерно истины. Наша древняя часть влюбляется инстинктивно, рациональная – наслаивая образы, смыслы и впечатления, а духовная – считывая суть другого.

– И всё это могут быть разные женщины. Удобное объяснение, – хмыкнула я.

– Может, и разные, но истинное счастье, если всё это сойдётся в ком-то одном, – прошептал Тень, закрывая глаза.

– Но у тебя не сошлось?

– Пока не знаю. Вероятно, нет.

– И у меня нет. – Я развела руками. – Мозгом понимаешь, что надо любить приличного человека, а западаешь на всяких засранцев. А духовно тянешься к идеалу, которого, вероятно, и на свете-то нет.

– Нелепые люди, – невнятно произнёс Тень, соскальзывая в сон. – Как им разобраться с целой цивилизацией, если они не могут сладить с самими собой? Опыт обманчив, умозаключения могут быть ложными, а сердце…

– Иди давай в свой город книг и сновидений, только потом возвращайся. – Я прикоснулась к кончику его носа – холодный. А после укутала Тень двумя одеялами. Внезапно меня перемкнуло, и я чмокнула его в сухие губы. Нервно смеясь, я снова поправила ему одеяло. Возможно, всё дело было в том, что, кроме Льда, меня никто не целовал. И мне стало любопытно, есть ли существенная разница в том, кого целовать.