уклон пола меняется на противоположный и начинается подъем. Поднимаясь, посетители могут видеть в конце призмы далекое небо, но лишь одно небо из-за восходящего уклона. Только когда они достигнут конца призмы, внезапно перед ними открывается вид наружу: холмы, деревья, окрестности. Мы одержали победу. Мы здесь. Жизнь продолжается.

Вид из дальнего конца Музея истории Холокоста на иерусалимский лес

Эта концепция выхода на свет с видом на город оказалась спорной. Потребовались месяцы обсуждений до того, как ее приняли. Некоторые из тех, кто принимал окончательные решения, высказывали опасение, что архитектура затмевает тему – что она слишком оптимистична и торжественна. Но я искренне считал, что архитектура несет соответствующий посыл – она заостряет внимание на сюжете и усиливает воздействие повествования, при этом не конкурирует с ним и не стремится его подменить. Интуитивно я также старался избегать архитектурно неоднозначного завершения музея Холокоста в Вашингтоне, представляющего собой обращенный внутрь восьмиугольный зал, который оставляет посетителя в неудовлетворенности и опустошении. В результате кураторы, историки и пережившие Холокост члены комитета пришли к согласию и приняли наш дизайн.

Новый музей открылся в марте 2005 года в присутствии 40 глав государств и других мировых лидеров. В начале этого дня я прошел по музею вместе с Эли Визелем и посмотрел на свое творение его глазами. Тем вечером Визель произнес сильную речь о недостаточности понимания и первостепенной необходимости помнить: «Мы проходим через музей и не понимаем. Все, что нам известно, – что это случилось. А теперь вопрос в том, что людям делать с воспоминаниями? Любой психиатр скажет вам, что если подавлять воспоминания, то они вернутся вместе с яростью. Необходимо смело смотреть им в лицо. Даже если их невозможно выразить, мы должны столкнуться с ними лицом к лицу».

Несколько лет спустя мне позвонила наш давний друг Саманта Пауэр, журналист-международник с глубокой приверженностью делу защиты прав человека, а позднее представитель США при ООН. (В настоящее время она возглавляет Агентство США по международному развитию.) Саманта оставила свою должность в Гарварде, чтобы работать на малоизвестного тогда молодого сенатора из Иллинойса Барака Обаму. «Мой босс собирается участвовать в президентской гонке, – сказала она. – Он едет в Ирак и Израиль. Не могли бы вы поехать в Иерусалим и провести его по Яд Вашем?» Это был скромный визит, который состоялся в 2007 году. Вместе с Обамой были только два человека. На посещение музея в расписании был выделен один час. Визит продлился больше двух часов. На меня произвела сильное впечатление абсолютная сосредоточенность Обамы. От политиков ждешь, что время от времени они будут отвечать на телефонные звонки, отсылать текстовые сообщения, смотреть на часы. Обама этого не делал. Это был не обязательный визит; но он стал для меня опытом, изменившим мои представления. Вопросы и комментарии свидетельствовали о знаниях и сострадании.

С Бараком Обамой (в то время сенатором) в Яд Вашем, 2007 г.

После ухода Обамы я позвонил Михаль и сказал: «Я только что познакомился со следующим президентом Соединенных Штатов».

* * *

Официальных гостей Израиля часто привозят в Яд Вашем, это нечто само собой разумеющееся. Одним из таких посетителей в 1997 году стал Паркаш Сингх Бадал, в то время главный министр Пенджаба. Израиль и Пенджаб учредили ряд совместных программ, преимущественно в сфере сельского хозяйства, и это была официальная цель визита Бадала в Израиль. Увидев Детский мемориал, который произвел на него сильное впечатление, Бадал поинтересовался, можно ли встретиться с архитектором.

К счастью, в тот момент я был в Израиле. Мне позвонили из Министерства иностранных дел и спросили, буду ли я свободен. Бадал, уже пожилой, крупный, очень высокий, с длинной белой бородой, в белом тюрбане, красиво закрывающем волосы, напоминал священника, почти библейскую фигуру. У него были большие руки фермера, но говорил он тихим, мягким голосом. Мы встретились в гостиничном номере, Бадала сопровождали два вооруженных охранника, тоже в тюрбанах. Он сказал мне: «Мы, сикхи, пережили очень много страданий за нашу историю. Нас преследовали, как и ваш народ. Мы боролись за свое выживание. И теперь мы собираемся построить национальный музей, чтобы рассказать нашу историю. Я хотел бы, чтобы вы приехали и спроектировали его для нас». Новый музей сикхов планировалось назвать «Вирасат-э-Хальса» – «Центр наследия хальсы».

Всегда приятно, когда кого-то по-настоящему трогает наша архитектура. Но я также привык принимать многое из того, что говорится в таких случаях, скептически. Похвалы были приятны для слуха, но я не взял на себя обязательства. И все же через две недели я уже был на пути в Индию. С момента моего прибытия в Чандигарх, столицу Пенджаба, ко мне относились как к главе государства – с телохранителями, лимузинами и всем остальным.

Сначала мы поехали в Амритсар, чтобы посетить Золотой храм – для сикхов это их Мекка или Иерусалим. Это невероятное сооружение с великолепным золотым куполом, окруженное большим прямоугольным прудом, который, в свою очередь, опоясывают аркада за аркадой. Потом из Чандигарха мы поехали посмотреть на предполагаемый участок для нового музея, который находился в двух часах езды по изрытым колеями и выбоинами дорогам. Перед нами и позади нас ехали джипы с солдатами-сикхами с автоматами. Неожиданное погружение в мир сикхов вызвало в памяти знакомые картины. Каждое лицо – черты, выражения лиц – напоминало мне членов моей семьи.

Центр наследия хальсы собирались строить в священном городе Анандпур Сахиб. Мы посетили крепость Кила Анандгарх Сахиб, а также главный храм – Гурудвара Тахт Шри Кесгарх Сахиб, где в 1699 году гуру Говинд Сингх официально основал общину хальса. Предлагаемое место для музея находилось в 10 км от города и было предельно изолированным. Сразу же возник вопрос: как люди будут добираться до музея? Это был сельский район Индии.

К тому моменту я чувствовал себя достаточно приближенным к главному министру, чтобы говорить откровенно. Я поставил под сомнение выбор участка, и мы вернулись в Анандпур Сахиб поискать другое место в пешей доступности от храма и крепости. Я обратил внимание на вершины двух холмов недалеко от центра города. Ни на одной из них не было никаких построек, поэтому я указал на них и предложил следующее: можно было бы вести строительство на обоих холмах, а потом соединить здания через долину. Мои гостеприимные хозяева пообещали выяснить, что можно сделать. Через несколько недель я узнал, что они приобрели два холма и долину между ними. Общество муниципального искусства